Франтишек Кубка - Улыбка и слезы Палечка
- Название:Улыбка и слезы Палечка
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Художественная литература
- Год:1963
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Франтишек Кубка - Улыбка и слезы Палечка краткое содержание
Удивительные приключения рыцаря Палечка в Чехии, Германии и Италии от рождения в день битвы при Домажлицах до поступления на службу к славной памяти государю Иржику из Подебрад (XV век).
Улыбка и слезы Палечка - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Каноник Мальвецци принял гостей в своем прежнем обиталище. Господину канонику прибавилось лет, а обиталищу — книг. Он задрожал от радости и долго не выпускал Яна из своих объятий, прежде чем спросил его, зачем тот приехал в их края и надолго ли. А когда Ян сказал ему, что только на один день, так как едет с чешским посольством в Рим, к папе, старичок заплакал и обещал, что не отпустит ни Яна, ни Матея, пускай за ними приедет хоть целый отряд гуситского войска.
И он тут же приказал накрывать на стол, и было вино, и пошла беседа, и расспросы, и ответы. Каноник поблагодарил за письма, а Палечек — за милые воспоминания. Потом Никколо стал спрашивать о короле Джорджо, называя все время Палечка «Пульчетто мио», причем объявил, что теперь никто уже не посадит его в тюрьму, так как здесь больше нет безумных чернецов, оттого что папа — человек чрезвычайно образованный и хотя мягкого характера, но не любит оголтелых монахов, так же как не любят их присутствующие здесь Джанино Пульчетто с верным Матеем.
Матею этот разговор был не особенно интересен, так что он попросил разрешения посмотреть рынок и заглянуть в одну корчму, где бывает отличное белое вино… Отец Никколо и Ян остались одни, и Никколо повел речь о новых книгах и новых поэтах, сообщил, что в Падуе нашелся мудрый толкователь чародейной Дантовой поэмы «Ад», и что там упомянуты даже чешские князья [162] Во второй части «Божественной комедии» Данте — «Чистилище» (Песнь седьмая, терцины 97-102) говорится о Чехии, чешском короле Пршемысле Отакаре II (1253–1278) и его сыне, чешском короле в 1278–1305 гг., Вацлаве II (1271–1305). В XIV–XV вв. многие ученые выступали с комментариями к книге.
, и что в Падую и Болонью приезжает теперь много молодых чехов учиться, но что королю Джорджо не надо бы их пускать, так как они занимаются только тем, что разводят всякие сплетни о своем короле и подлизываются к его врагам. А врагов этих здесь немало, так как папа заставляет проповедовать против Иржика с церковных кафедр, и народ убежден, что близятся новые войны и новые гуситские ужасы, подобные тем, о которых столько рассказывают деды на основании того, что сами видели, когда бежали из Чехии, будучи крестоносцами.
— Дивлюсь я, как это вы хоть для заграницы не выступаете единым народом. Мы у себя дома тоже ссоримся — каждая деревня со всеми остальными, но коли придем на чужбину, так говорим одним языком и все — одного племени.
Палечек покачал головой и ничего не ответил.
Потом монсеньер Никколо стал рассказывать о Падуе, об академии, где теперь ничего нового не допускают, а учат по тем же старым правилам, хоть мир меняется. Уж Болонья обогнала Падую, и даже наш милый святой Антоний не вернет нам былой нашей славы. А все потому, сказал господин каноник, что схоластика ведет еще войну с новыми гуманистическими науками. Но победят в этой войне поклонники языческих книг и языческих богов.
Так говорил отец Никколо, и Палечку вдруг подумалось, что он будет очень скучать по этому священнослужителю, что священнослужитель этот — не только воспоминание о его, Палечка, молодости, но что сам он — вечная молодость, и что у нас в Праге и вообще в Чехии таких людей не найдешь, и что оттого-то там бывает порой так уныло.
Тут Палечек спросил старичка, как поживает Лючетта.
Старичок засмеялся и закашлялся. Потом выпил вина и начал:
— О, Пульчетто мио еще не забыл? Ну, хорошо… Опишем ему Лючетту. У Лючетты уже четверо детей, и не будь я ее исповедником, то сказал бы, от кого они и не от четырех ли разных отцов. Но синьор Винченцо спокоен, и синьора Лючетта — тоже. Она набожна и осуждает слишком легкие нравы, царящие среди молодых женщин… А синьор Винченцо? Синьор Винченцо стал судьей и зорким глазом различает добро и зло, если только случайно при разборе дела не заснет. А заснул, так, проснувшись, рассудит еще строже. А Джулио? Ну, Джулио женился на богатой, у него двое детей — сын и дочь. Он теперь самый толстый среди падуанских жителей.
Палечек выслушал с интересом. Потом сказал, что хотел бы видеть Лючетту.
— Пойдем вместе, друг. Я не хочу терять ни минуты общения с тобой. А отказать тебе во встрече с Лючеттой не могу.
— Но синьора Винченцо мне бы видеть не хотелось!
— Не беспокойся, Пульчетто, его никогда нет дома.
Они вошли в дом на площади. Сын пирожника Бенедетто, живущего в нижнем этаже, с любопытством глядел на чужеземца, подымающегося по лестнице к синьоре Лючетте с отцом Никколо, причем ступени скрипели сильней, чем когда Джулио попросил Джанино побыть на карауле во время его любовного свиданья.
Но вот дверь отворилась, и запахло немытыми ребятишками. В прихожей, где теперь стоял сундук, куда в ту слишком упоительную майскую ночь Ян сунул Джулио, ковыляли два сопливых малыша в мокрых рубашонках, до того испачканные, что нельзя было разобрать: то ли мальчики это, то ли девочки, то ли мальчик с девочкой… Из кухни вышла синьора Лючетта. Это была она!
«Клянусь Велесом!» — воскликнул мысленно Палечек, следуя примеру Матея Брадыржа.
Синьора Лючетта была еще молода. Но растолстела так, что исчезла вся ее прелость, не дававшая когда-то сомкнуть глаз мужской половине падуанской молодежи. Она благоговейно приветствовала отца Никколо и поцеловала ему руку. Потом устремила свои все еще игривые глаза на Палечка и тотчас перевела вопросительный взгляд на отца Мальвецци. Она не узнала Джанино.
— Я — Джанино Пульчетто, — сказал Ян.
— Ах, мадонна миа, Пульчетто?! Садитесь, пожалуйста, милости просим… Я сейчас велю подать вина… Вы видели трех моих дочерей и сына?
Однако сына найти не удалось. Старшая дочь, появившаяся из кухни, оказалась долговязым худым подростком, красотой в мать, но пока — на длинных худых ногах с острыми коленками.
Синьора Лючетта нашла три стакана, утерла двум ребятам носы и крикнула на кухню что-то похожее на обычное итальянское ругательство. Потом опять села и долго смотрела на Палечка.
— Так чтό? — промолвила она.
— Ничего, — ответил Палечек.
Вот и весь их разговор. Отец Никколо сказал что-то относительно задержки с утверждением нового ректора, но Лючетта, видимо, не поняла, и оба откланялись. Чувствовалось, что Лючетта рада их уходу. Она засмеялась, и тело ее приобрело на мгновенье соблазнительную гибкость.
Сын пирожника Бенедетто опять с любопытством следил глазами за чужестранцем и готов был за ним побежать, спросить, откудова он и почему на груди у него вышит лев, а надо львом буква «G». Но не решился, так как тот был с каноником Мальвецци.
Подходя к дому каноника, они увидели, что Матей уже ждет их перед дверьми.
— Не надо оглядываться на то, что было, — сказал он. — Все меняется, люди помирают, вещи гниют, с домов сыплется штукатурка, улицы по-прежнему убоги, только там и сям — новый дом, а в окне — новое лицо.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: