Виталий Федоров - Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969

Добравшись до Байкалово, зашёл в чайную, пообедал и настроился на пешую марафонскую дистанцию в сорок километров. Может, и был путь покороче, но никто из тех, к кому я обратился, его не знал. Так что предстояло идти до Поклевской через Сугат.

По дороге меня догнала подвода, и я немного подъехал, дав ногам небольшой отдых. Но в Сугате пришлось спешиться. Было уже темно, а идти мне ещё предстояло пять километров.

Пришёл домой, когда уже все спали. Поднялась только мама. Хотя меня не ждали, она была рада, покормила меня наскоро приготовленным ужином. Я не только устал, но и проголодался, поэтому съел всё с волчьим аппетитом. А моя суженая или не слышала моего прихода, или же притворилась, что не слышала.

На другой день я всё обдумал и решил исправить то неправильное, что совершил.

– Давай разойдёмся, – сказал я Лене. На удивление она не стала спорить и скандалить, а просто и легко согласилась, ответив моими же словами:

– Давай разойдёмся.

Но на лице её была едва заметная ухмылка, которую я воспринял так: «Ты, паренёк, от меня так просто не отвяжешься!». Тем не менее я принял её согласие за чистую монету и стал говорить:

– Родишь ребёнка, и если не захочешь его воспитывать, я возьму его себе – брошу учёбу.

– Нет, ребёнка я тебе не отдам, – категорично ответила она.

На этом наш разговор закончился.

Вечером мне дома было тягостно. Мама могла заметить наши натянутые отношения с Леной, поэтому я пошёл в клуб. Там оказалось много студенток из Свердловска, тоже присланных на уборку урожая. С одной из них я познакомился, и мы вышли с ней прогуляться. Пошли вниз к речке, зашли на плотину. Оперевшись на удобные перила, мы с полчасика пообщались, а потом я проводил её до временной квартиры.

Пришёл домой и лёг спать на полати рядом с Женькой. Утром рано поднялся, разбудил брата и попросил, чтобы он меня проводил на велосипеде до ближайшей деревни. Мама нас покормила и дала мне кое-что в дорогу. С Леной я даже не простился – она спала.

Я сел на сиденье велосипеда, Женька – на раму, и мы поехали дорогой, которую мне порекомендовал Иван Гаврилович. Приехали в деревню, которая находилась в низине, и проехали её до крутого подъёма. Тут я отдал велосипед братишке и пошёл дальше пешком.

Несколько часов пешего хода – и мне попалась попутная подвода. Согласившийся подвезти меня мужчина уточнил мой маршрут в Байкалово, но вскоре свернул с него в сторону. Я снова потопал ногами. Невольно задумался о ситуации дома. «Доброжелатели» уже наверняка сообщили девушке-студентке о том, что я женат, а маме и Лене о моём свидании с незнакомкой. Впрочем, всё равно сейчас я ничего не мог с этим поделать, поэтому постарался выбросить эти мысли из головы.

Примерно через час я услышал сзади шум мотора. «Полуторка» шла не очень быстро, дорога-то просёлочная. Я не стал пытаться остановить машину, а забрался на ходу в кузов. Проехал там километра три, а затем машина свернула с моего маршрута, и я на ходу ретировался из кузова. Пешком добрался до Байкалово. Зашёл в уже знакомую чайную перекусить и передохнуть, сидя на стуле. Мне оставался последний двадцатикилометровый бросок.

Я ещё не успел дойти до леса, когда меня догнал тяжёлый мотоцикл с коляской – «Урал». Этот мотоцикл выпускался (и, кстати, выпускается до сих пор) в ближайшем городе Ирбите, а во время войны был на вооружении Советской армии. За рулём был мужчина, а в коляске сидела женщина. Водитель притормозил рядом со мной и предложил подвезти на заднем сиденье. Я с радостью согласился. Мы доехали до леса. Дорога дальше была безобразной – разбитые колеи, наполненные водой и грязью. К счастью, сам лес был не очень густым, поэтому опасные места можно было объехать, особенно более лёгкому транспорту, чем автомобили – гужевому и мотоциклам.

Местами уже проторённые до нас объезды вели в разные от основной дороги стороны и исчезали за деревьями, поэтому создавалось ощущение развилки. Оказалось, что мотоциклист дорогу тоже не знал, и поэтому спрашивал у меня на ходу, какую из дорог выбрать. Я отвечал наугад: правую. На следующей развилке я отвечал: левую. Я довольно быстро догадался, что на самом деле это одна и та же дорога, и никуда она нас, кроме Зайково, не приведёт. Нужно было лишь выбирать наименее грязный объезд.

В конце концов мы благополучно миновали этот лес с ужасной дорогой и даже нигде не забуксовали. В Зайково меня выскочили встречать ребята – всё равно им заняться больше было нечем. Тут я признался своим благодетелям, которые меня провезли семнадцать километров, что я никакой не местный житель. Да они и сами увидели похожих на меня по одёжке ребят, после чего сказали:

– А мы вас поначалу приняли за местного лесника.

– Я боялся, что вы меня высадите, и как мог дирижировал движением, – признался я под смех моих коллег.

Я предложил мотоциклисту и его жене немного отдохнуть в доме наших хозяев, но они отказались, поскольку торопились засветло попасть в Ирбит. Ехать им ещё оставалось около двух десятков километров, но дорога дальше была хорошая. Я их поблагодарил и пожелал счастливого пути. Потом ребята иногда называли меня Лесником, но это прозвище ко мне не прилипло.

По моим прикидкам получилось, что до Горбуново я добирался около четырнадцати часов, а обратный путь занял десять – благодаря попуткам.

Земля подсохла и стало возможно работать на полях. Большинство из нас распределили на уборку картофеля, а человек пятнадцать на уборку зерновых. Нас пятерых прикрепили к одному из комбайнов. Двое – братья Тарасовы – работали непосредственно на комбайне: загружали зерном мешки, завязывали их и сбрасывали на ходу с площадки, где они ездили, прямо на скошенное поле.

Мы втроём подъезжали на лошадях, грузили эти мешки каждый на свою телегу и отвозили на склад, где под навесом высыпали зерно. Мы – это Иван Вершинин, Василий Рязанский и я. Работали с утра и до наступления сумерек.

Из нас троих Рязанский отличался своей непрактичностью. Он не подъезжал близко к мешку, и ему приходилось не только поднимать его, но и нести до телеги. А мешок весил не меньше сорока килограммов!

Примерно на третий день работы мы с Иваном одновременно загрузили свои подводы. Уже темнело, и это был наш последний рейс. Мы погнали своих запряжённых коней наперегонки. Кони не ленились, а скакали, как могли. У меня был крупный, упитанный вороной мерин, но не молодой. Доскакали без происшествий, выгрузили мешки на складе, распрягли коней на конюшне и пошли по своим квартирам – мы с Иваном жили в разных домах.

Наутро пришёл из конюшни наш хозяин (он работал конюхом) и с порога огорошил:

– А Воронко-то сдох!