Виталий Федоров - Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969

Время было весеннее, начал быстро таять снег, на дорогах – распутица. Местами сани почти плыли по воде, наши «сиденья» чуть не заливала вода. Мужчинам приходилось местами идти пешком, с трудом переставляя ноги. Лошадям тоже было не сладко, они увязали в каше из снега, воды и грязи. Но всё-таки 25 километров пути мы благополучно преодолели за один день. И оказались на родине отца.

Квака получила своё название от фамилии первых поселенцев Ворончихиных, как это ни странно звучит. Дело в том, что «квака» в переводе с удмуртского на русский означает «ворона». Население деревни (около 40 дворов) состояло из двух фамилий: Ворончихиных и Фёдоровых в соотношении примерно 50 на 50. Нижнюю часть деревни, ближе к реке Сепыч, занимали Ворончихины, а верхняя часть была заселена Фёдоровыми. Большинство однофамильцев, естественно, были родственниками. В деревне мы поселились у дяди Ефима, хотя ранее этот дом принадлежал нашему дедушке Климентию, погибшему во время гражданской войны. А построил дом, возможно, ещё мой прадед – Иван. Получается, что дом принадлежал по наследству и моему отцу.

Ещё была жива и моя бабушка, но она сильно болела, почти не вставала с постели. У дяди Ефима была жена Наташа и две дочки: Юля старше меня на три года и Зина – моя одногодка. Ещё в этом доме жила девушка Лена – сестра Ефима и папы. В общей сложности после нашего приезда в доме набралось 10 человек. Хотя дом и большой, но было тесновато. Больная бабушка занимала одну из трёх комнат. Русская печь, сложенная из кирпича, отстояла от стен метра на полтора-два и мы – дети – могли бегать вокруг печи через кухню и жилые комнаты. Всё свободное пространство между печью и стенами вверху занимали полати, где было очень удобно спать. Я иногда играл в комнате бабушки. Дядя Ефим дал мне счёты, которые я катал по полу, а они шумели. Да ещё пытался на них прокатиться. Меня выгоняли из комнаты бабушки, предупреждали, что накажут – когда дома были взрослые. Но я всё равно тайком у бабушки в комнате бывал, правда, уже не шумел. Иногда она меня звала сама: что-то мне советовала, чему-то учила – может, чувствовала, что я один из продолжателей их рода.

Была уже весна – можно счёты катать в сенях. Уж там шуметь можно было сколько угодно. Сени были большие, примерно половина площади жилой части. Летом в этих сенях, за красиво оформленной ширмой, обычно спали дядя Ефим с женой.

Наступило лето 1938 года. Стало жить интереснее. В основном дневное время я проводил во дворе. Огромная лужайка с зелёною травой. Солидные двухстворчатые ворота с деревянным козырьком с двух сторон. Вдали у забора колодец с «журавлём». Вдоль забора – два почти новых двухэтажных амбара, у которых имелись ещё и чердаки. Верхний этаж предназначен был для хранения одежды и иногда использовался как летняя спальня для желающих. На этом этаже имелось две комнаты с парой топчанов в каждой. А на первом этаже хранили зерно и муку разных сортов. И всё это отделялось друг от друга сусеками. Были во дворе ещё конюшня (пустующая, коней-то забрали при коллективизации, в колхоз) и скотный двор, в котором проживали одна корова (больше не полагалось!), несколько овец, стадо гусей и с десяток кур с петухом.

Со всей этой живностью мне предстояло познакомиться и подружиться. Правда, в это время кроме кур все остальные были на пастбище. Первыми с пастбища вернулись гуси с гусятами, которые были так красивы и милы, что я не удержался и собирался поймать одного из них. Наклонился… Но не успел я своё намерение выполнить, как гусак, шипя, опустив голову и вытянув шею, ринулся ко мне со всех лап, защищая своих деток. Я не успел опомниться, как он жестоко меня атаковал. Ткнул меня клювом и ещё ущипнул за ногу. Мне было очень больно и пришлось ретироваться в сени от повторных атак.

А корова на меня вообще не обращала внимания. Она была рыжая, комолая (безрогая), но проказница и лакомка. Однажды во двор на солнышко выставили на двух противнях сушить малину, а убрать вовремя не успели. Так она всю эту малину слопала. Выходит, не только медведи малину любят, но и коровы.

Ещё во дворе был заброшенный погреб, я пытался в него заглянуть и однажды увидел там крупных жаб – они мне показались чудовищами. А вообще я любил лежать на травке и наблюдать за небом – как по нему движутся облака, слушать стрекот кузнечиков, смотреть, как они красиво и далеко прыгают, как по траве ползают божьи коровки, а если их положишь на ладошку – они расправляют крылышки и улетают. Любил я лазать по чердакам дома и амбаров. Там можно было найти много интересного. Амбары не запирались, и на верхние этажи для меня всегда был открыт путь.

Однажды я забрался на сеновал, и там в темноте увидел два светящихся круглых огонька. Вначале было жутковато, но любопытство пересилило, и я осторожно приблизился к ним. Оказались они глазами хищной птицы. Сова сидела под крышей на стропилах и при моём приближении даже не попыталась улететь или убежать, лишь только следила огромными глазами за моими действиями. Руками я трогать её не рискнул, так как видел размеры совы и её хищный большой клюв. Нашарил небольшую палочку, коснулся ею птицы. Она тут же перелетела на другое место сеновала и явно не собиралась покидать его. Вероятно, тут было её гнездо, решил я. На сеновале давно никто не бывал. А там много перепревшего сена, в нём явно водились мыши – любимая пища сов и других хищных птиц. Оставил я эту птицу в покое. Иногда заглядывал на чердак, птицу видел, но не всегда. Видимо, она пряталась или улетала.

Дядя Ефим был в колхозе председателем. В огороде рядом с домом у него имелась пасека, ульев около десятка. Нам иногда давали попробовать медку. Дядя Ефим был светловолос, ироничен, любил пошутить.

Отец поступил на работу в Красногорскую МТС (машинно-тракторную станцию) бригадиром тракторной бригады. В летнее время – сезон полевых работ – бригада ездила из колхоза в колхоз, помогая во вспашке земли и молотьбе. Но тракторами делалась лишь примерно пятая часть работ. Тракторов было мало и основная тягловая сила была конной.

Первое лето пролетело, кузнечики отпрыгались, примолкли. Мне уже исполнилось 6 лет, а сестрёнке Венере скоро два. Наступили холода, и нерабочий, мелкий люд вроде нас, попрятался по домам. А тут приехал в гости младший брат отца, дядя Ваня. Он был красивым интеллигентным брюнетом. Работал в Балезинском районе агрономом, возможно, главным. Так что собрались три брата. Организовали праздничный стол. Дядя Ваня привёз патефон – чудо даже для того времени. Завели его и полилась музыка, запели какие-то невидимые человечки не очень натуральными голосами. Впоследствии я искал, где тот человечек, который поёт. Под диском для пластинок свободное пространство, в которое я не только пытался посмотреть, но и лез пощупать рукой… Но это было потом, а пока застолье продолжалось.