Виталий Федоров - Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969

Мне довелось видеть, как жеребят примерно годовалого возраста мужского пола превращали в меринов, то есть в евнухов. Для этого приезжал ветеринар из Архангельского. Выводили несчастное животное за конюшню, укладывали на солому, связывали ноги, держали голову. Потом ветеринар разрезал шкуру яичек и яички выдавливал руками, отрезая ножницами трубки, соединяющие их с другими органами. Потом разрез зашивался, смазывался йодом. И новый мерин готов! После того, как ему развязывали ноги, он поднимался. Ему больно, но он об этом сказать не может. Лишь слёзы выступают из глаз, да чуть заметно постанывает. Его отводят в стойло до заживления ран, а потом – в табун.

Кони летом паслись табуном в ночное время, днём-то они работали. За табуном следил дедушка. А мы, пацаны, просились к нему в ночное. Он, с согласия родителей, позволял посидеть у костра и послушать его байки. Выгон находился около густого леса и при свете костра он казался зловещим. А тут ещё дед старался нас напугать страшными историями, в которых было не понять, где правда, а где вымысел – нам, малышам, всем было по 7–9 лет.

Табун состоял из кобыл с жеребятами и меринов. Жеребцы питались в ночное время свежескошенной травой. Их было в конюшне трое.

Дружок – крупный и сильный конь гнедой масти, уже в солидном возрасте. Его всегда запрягали на торжественные случаи: свадьбы, проводы в армию и др. Он преображался, когда на дуге и его упряжи звенели колокольчики и бубенцы, всё было разукрашено лентами – не мог устоять на месте, гарцевал. Ему так нравился этот звон, и шум празднества, и игра гармони. Дружок на ходу был красив: с высоко поднятой головой, изогнутой шеей и развевающейся чёрной гривой. Он всегда, как в праздничных кортежах и обозах, шёл первым. А если бы кто-то решил его поставить вторым или третьим, то он бы всё равно стремился стать первым. Другие уставали, а он был очень вынослив – настоящий лидер среди коней деревни.

Рыжик. Тоже жеребец, но совсем другого склада. Он был поджар (худощав), длинноног, быстр. Настоящий скаковой конь. Окрас рыжий (саврасый), ноги ниже колен белые до копыт. На морде широкая белая полоса. На нём не возили тяжёлые грузы, его не использовали на пахоте. На нём ездил единственный человек – председатель колхоза Ефим. Иногда верхом в седле или в бричке летом, а зимой в кошеве.

Ветерок. Молодой жеребец, возможно, сын Дружка. Они были похожи по масти и комплекции.

Почему они не паслись с табуном? Дело в том, что жеребцы жестоко дерутся между собой – инстинкт вожака, а тот, кто побеждает – становится обладателем большого количества кобыл.

Как-то на весенней вспашке не так далеко друг от друга пахали на Дружке и Ветерке. А когда они поравнялись, Дружок, завидев вблизи молодого соперника, кинулся к нему. Пахарь не успел схватиться за вожжи, Дружок вырвал плуг из его рук и ринулся на противника. Сбил его с ног и зубами чуть не выдрал у него детородное хозяйство. Всё-таки пахари сумели вмешаться и остановить смертоубийство. А иначе быть бы Ветерку в лучшем случае мерином. Ветерок несколько дней «пробюллетенил» и выздоровел.

Ещё один случай был с Дружком. Однажды летом конюхи решили его выгулять на лугу. В землю вбили большой крепкий кол, к нему привязали на длинном – метров двадцать – поводке Дружка, чтобы он мог питаться свежей травой. Всё было хорошо, но тут на его радость (а как оказалось впоследствии, на его беду) недалеко появилась соблазнительная кобылка. Небольшого роста, упитанная, гнедой масти по кличке Комсомолка. Дружок не стерпел и со всей силы рванул поводок, и тот вместе с колом потащился за Дружком. Конь догнал соблазнительницу и давай на неё прыгать на бегу передними ногами. Она увёртывалась и била его задними копытами, чаще всего попадая по морде и даже груди. Эта борьба длилась довольно долго. Он домогался, а она не давалась и дралась отчаянно. А когда у обоих силы иссякли, они шагом, друг за другом шли по деревне мимо нашего дома. У Дружка с морды текла кровь и, возможно, он лишился нескольких зубов. Эту сцену я видел от начала и до конца. Видел и то, как Дружка наконец-то поймали конюхи и повели в конюшню.

Гон у коней бывает весной, в апреле месяце. На случку к кобыле жеребца выводят конюхи. «Любовника» выбирают по двум критериям. Первый – отсутствие родственных связей у пары, а второй – генетический. Смотрят, какие нужны в колхозе лошади, тягловые (ломовые) или беговые (скаковые). В принципе, обычно нужны и те, и другие, но тягловые больше, примерно семь к трём. Поэтому основным производителем был Дружок, реже – Ветерок. А производителем скаковых лошадей был Рыжик. Комсомолка уже носила в своём организме будущего жеребёнка и по природе не могла допустить притязания Дружка на свою честь, поэтому-то она так отчаянно отбивалась, хотя была раза в два меньше него.

Кроме прогулок на конный двор и кузницу у меня, конечно, была довольно ответственная обязанность по домашнему хозяйству. Наши куры в летнее время гуляли на улице, во дворе, в огороде, да и к соседям забегали. Я был должен определить с утра, сколько яиц снесут наши куры в этот день. Некоторые куры несли яйца, где им приспичит или где облюбуют место. А в основном гнёзда для яиц были в курятнике. Одно из любимых мест кур оказалось под амбаром, и иногда они несли там яйца. Туда мог заползать только я, да и то на пузе. А внутри (амбар был построен на неровном месте) было просторно – до пола первого этажа, так что местами я даже мог распрямиться в полный рост. Дальше, правда, приходилось двигаться согнувшись, на коленках и в конце концов снова ползком. Тут-то я и находил почти каждый день одно-два яйца.

И вдруг наша жизнь 22 июня 1941 года изменилась, да так сильно…

Началась Великая Отечественная война, которая принесла всем много горя. Почтальон вручал повестки. Почти каждый день кого-нибудь провожали на фронт, а иногда сразу несколько человек. Часто был слышен плач матерей, жён и детей. На проводах пели прощальную песню на удмуртском языке, она звучала примерно так:

Тродки бен годки

Вералом гинее

Эх шуыса

Вералом уг…!

Одним из первых призвали Петра – отца моего первого друга Викентия. Он был охотником, а Красной армии нужны были хорошие стрелки́. Вскоре призвали и старшего брата Вити. Остался он с мамой и собакой. Собака в деревне была одна, так как охотнику она полагалась по штату. В июле пришёл черёд идти на фронт моему дяде Ефиму.

В это время призывали не только людей, но и лошадей. Они нужны были не только в кавалерию, но и в обозы. И даже пушки они возили. Районное начальство знало, что у председателя Фёдорова из колхоза «1 Мая» деревни Квака очень хороший конь Рыжик, на котором он несколько лет приезжал в Красногорское. В повестке для дяди Ефима была приписка, чтобы он явился на сборный пункт вместе с конём Рыжиком. На проводы собралась вся деревня, кто не мог пробиться в дом – стояли во дворе. Под песню, по старинному обычаю, на верхнем деревянном брусе двери на кухню прибивали монеткой несколько новых кусочков разноцветной материи. Прибивал сам отъезжающий молотком под песню, а в конце монетку загибал. Таких ритуальных отметин на этом брусе было четыре. Значит, до дяди Ефима из этого дома уходили на войну мой дедушка и его братья (а может быть и прадедушка Иван). Время какое было в начале 20-го века: 1905 год – война с Японией, 1914–1917 – Первая мировая война, 1917–1921 – Октябрьская революция и гражданская война. Прошло всего-то 20 лет мирной жизни, и вот новая война!