Виталий Федоров - Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969

– Обязательно приду, – с радостью ответил он.

Я посчитал, что на первый раз работать хватит и поехал к вагончику. Там поставил трактор с плугом на удобное место и заглушил двигатель. У вагончика никого не было, и я зашёл внутрь, лёг на соломенный матрас и заснул. Через пару часов проснулся и отправился в МТС сдавать сводку. К тому времени, как я вернулся, дневная смена уже закончила работу. Произвёл замеры и домой.

Наутро я подъехал к нашей вспаханной полосе. А «рыжик» уже там.

– Как тебя зовут, парень? – спросил я. Вчера, увлёкшись работой, даже не подумал об этом поинтересоваться. – Меня Витя.

– А меня Павлик. Вот и познакомились.

В этот день Павлик начал исправно выполнять обязанности прицепщика. Но я обещал ему дать поуправлять трактором. Вначале на ходу объяснил, что главное – не выезжать из борозды, и как этого добиться. Затем я пустил его за руль, но только на прямой, не доверяя делать разворот – а то ещё ударится в дерево. Проехав так ещё раз, я сказал, что если он желает поработать прицепщиком ещё пару часиков, то пусть остаётся, а если ему надо домой, то я его отпускаю. Он остался. В этот день мы с Павлом вспахали около гектара земли. Затем он ушёл, а я поехал на полевой стан.

На следующий день Павлику захотелось испытать что-нибудь новое. Когда я заглушил трактор, он попросил разрешения попробовать завести мотор. Я разрешил. Он пытался крутить заводную рукоятку, но у него плохо получалось. Он вращал слабо и неуверенно; произошла обратная отдача, и он отпустил рукоятку, которая и ударила его по руке. Павлик заплакал от боли и, поддерживая правую руку левой, сразу побежал домой, благо тот был недалеко. Я не знал, что с его рукой – перелом или сильный ушиб.

Его мама была дома и отвела его к местному фельдшеру, а тот направил в Талицкую больницу. Павликова мама пришла ко мне на работу и отчитала «по первое число». Благо, что никуда не пожаловалась. До её прихода я успел сделать по полю три круга, но после «разговора» у меня пропало всякое желание работать. Дело-то серьёзное: не имея прав на работу на тракторе и без чьего-либо разрешения, я не только стал на нём пахать, но ещё и привлёк к работе постороннего мальчишку и покалечил ему руку. Но всё обошлось. Я никому о случившемся не рассказал, но и к трактору больше не касался до следующей весны. Павлик три недельки «пробегал» с рукой в гипсе. Она нормально срослась. И после он с улыбкой вспоминал об этом случае.

В октябре трактора в МТС отогнали без моего участия. За работу учётчиком я получил 150 кг зерна и 300 рублей. Нашей семье этого хлеба было достаточно почти на год.

Закончив работу учётчика, я превратился в разнорабочего – куда пошлют. Ни каникул, ни отпусков, ни выходных в то время колхозники не имели. Как-то раз я решил не ходить на работу, устроив себе выходной. Так меня наказали за прогул! Вывесили в «нарядной» выписку из приказа: «Лишить Фёдорова Виталия трёх трудодней!» Я не очень-то и расстроился, так как по этим трудодням платили крохи.

Начало 1949 года ознаменовалось второй командировкой в моей жизни. В зимний период жителей деревни, в основном молодёжь, направляли на работу в Талицкий леспромхоз. Мне тоже пришлось участвовать, только не в роли лесоруба, а конюха. Из нашей деревни в леспромхоз послали две повозки и нас, троих недорослей: семнадцатилетнего Анатолия Конева, работавшего на Савраске, моего одногодка Бориса Черепанова – на Чалко, и вашего покорного слугу. Толик и Боря вывозили из леса брёвна, приготовленные лесорубами, к автодороге для погрузки на лесовозы. Моей же обязанностью был уход за лошадьми в нерабочее время, то есть ночью.

Жили мы в Талице в довольно большом доме у вдовы с двумя детьми. Спали на полатях, а хозяйка с детьми в другой комнате. Пищу нам готовила наша квартирная хозяйка. Продукты ей выдавали в леспромхозе, так что с питанием у нас проблем не было. А для коней выдали мешок овса и прессованное сено в тюках по 100 кг. В общем, лошади тоже от голода не страдали, а я уж старался их кормить, поить. Ночью вставал 2-3 раза, подсыпал овса, подкладывал сена, дважды поил, доставая воду из колодца. Всё сразу с вечера им давать нельзя – порассыплют, потопчут и к утру окажутся голодными. Стойло для коней было довольно просторное и относительно тёплое.

Днём я отсыпался или гулял по одноэтажному городу. Кстати, в этот приезд в Талицу я и искал своего семилетнего братика в детских домах города. Увы, безуспешно.

Однажды увидел солидный дом с высоким забором и красивой калиткой. А рядом с калиткой висел синий почтовый ящик с надписью, сделанной белой краской: «Почта». Я решил, что это почтовое отделение. И на другой день написал письмо одной девушке из нашей деревни по фамилии Волчихина и опустил письмо в этот красивый ящик. Проходя по городку в другие дни, я обратил внимание, что подобные почтовые ящики имеются и у менее солидных домов. Меня осенило, что никакое это было не почтовое отделение, а письмо я опустил в частный ящик!

Никто из нашей троицы не курил и не брал в рот спиртного. Но вот Толик захандрил и два дня не выезжал на работу. Ему тут же пришла повестка в суд. В назначенный день он туда отправился, и я пошёл сопровождать товарища. Впервые увидел, что такое «суд». Очередь Толика была третьей.

Первым судили рецидивиста, который был в бегах. Он рассказал, как сбежал из лагеря, прицепившись под кузов грузовой машины. Срок у него был десять лет, из них он отсидел три с половиной и сбежал. Попался повторно на воровстве из детского дома одеял, простынь и другого имущества. С одеждой и постельным бельём в те годы было туго, и продать его можно было легко, на что, видимо, он и надеялся. Суд ему дал 21 год 6 месяцев при максимально возможном 25 лет.

Суд над Толей прошёл довольно быстро. Когда его спросили о причине прогулов, он ответил:

– Был болен.

– А есть справка от врача?

– Я в больницу не ходил.

Во все времена получалось так, что «без бумажки ты букашка, а с бумажкой человек». Я пытался со зрительского места сказать, что он действительно болел, но меня не стали слушать, пригрозив выставить из зала. А ведь он действительно два дня с полатей не слезал, кроме разве что поесть. Суд вынес решение: два года принудительных работ с вычетом из заработка 20 процентов в пользу государства.

Примерно в эту же пору на лесоповале произошёл несчастный случай с девушкой Таисией из нашей деревни. В то злополучное утро они ещё в потёмках ехали на работу в кузове грузовика. Зимняя дорога была узкой, и два встречных грузовых автомобиля не смогли разъехаться и ударились боковыми бортами. Таисия сидела как раз у борта, который от удара сломался и открылся, а девушка вылетела из кузова и получила перелом позвоночника. Целый год она пролежала в гипсе. Так на минорной ноте мы закончили «эпопею лесоповал».