Виталий Федоров - Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969

Ещё написал письмо другой девушке из этой же деревни – Нине Шубиной (о ней я тоже упоминал раньше) – симпатичной, скромной девушке. Знакомство моё с ней было «шапочным», но о ней у меня остались приятные воспоминания. Было, конечно, неразумно писать двум девушкам – жительницам одной деревни. Правда, Ане я адресовал письма в Талицу, где она училась в педучилище, но Нина вполне могла быть в курсе нашей с Анной переписки. В общем, Нина мне на письмо не ответила, и, похоже, никому о нём не сказала.

Сестра Вера довольно часто мне писала. Получал я весточки и от друга Тисо – он служил в Германии. Посылал мне армейские фотографии, на которых были его собственные (или где-то услышанные) стихотворные подписи:

Лучше вспомнить и взглянуть,

Чем взглянуть и вспомнить.

Или:

Вспомнишь – спасибо, забудешь – не диво,

Ведь в жизни бывает всё.

Не вспомнишь, мечтая, так вспомнишь, читая.

Достаточно мне и того.

И ещё:

Если встретиться нам не придётся,

И настигнет нас злая судьба –

Пусть на память тебе остаётся

Неподвижная личность моя!

Оглядываясь назад, я вижу, что хотя мы и были тогда малограмотными, но также были сентиментальными, добрыми и неглупыми. Размышления о «злой судьбе» в последнем четверостишии заставили меня задуматься над тем, что само слово «судьба» некоторым кажется мистическим: раз что-то случилось, значит, так и должно быть! Я же считал, что судьба человека более чем наполовину зависит от него самого. Он её создаёт и ею управляет. Конечно, судьба зависит и от ближайшего окружения. Остаётся лишь та часть, которая не зависит напрямую от человека: природа, стихия, государственные законы и приказы, наконец, просто стечение каких-либо обстоятельств. Но и тут во многом важно, как под их влиянием поведёт себя человек. Природа, питающая всякую тварь, сама учит нас пользоваться её дарами, и свобода воли, свобода управлять своей судьбой – один из этих даров.

Однако я отвлёкся от службы-матушки.

Не всем новобранцам из пополнения хватило маскхалатов. Один из «обделённых» надел маскхалат нашего земляка, Ивана Упорова. Дело было в сушилке-курилке. Мы вдвоём с Паниным как раз зашли туда, когда Упоров просил, чтобы новичок снял маскхалат. Тот отказывался, нахальненько ухмыляясь. Рядом стояли несколько его земляков-сверстников, и ему при них было неудобно отступать. Да и в наряд идти в чём-то было нужно. Панин сразу заступился за Упорова, рявкнув командирским голосом:

– А ну, снимай!

– А ты кто такой? – окрысился новобранец.

– Ты ещё разговариваешь, гад! – Иван схватил винтовку, которая лежала на плите – сушилась. Кинулся на нахала со штыком (оружие, к счастью, было разряженным), а я бросился отнимать винтовку у Ивана. Характер у него был крут – не дай бог зацепит штыком солдата, который уже, вроде, начал снимать маскхалат. Пока я боролся с Иваном за обладание винтовкой, перед носом новичка продолжал мелькать штык. «Яблоко раздора» было быстро возвращено хозяину, а у Ивана сразу спал бойцовский пыл. Конфликт закончился миром, и о нём больше никто не вспоминал.

Однажды меня назначили в дневной наряд на фланг с тринадцатой заставой. Напарником у меня был Хакимов – из новичков. Мы с ним пошли пешком на место службы через Арцепское ущелье, вдоль линии связи. Местом нашего назначения была опора, от которой линия делала небольшой поворот, и поэтому к опоре была поставлена подпорка-укосина. И тут мы увидели лыжи и лыжные палки – сломанные и явно простреленные. Замечу, что учёта за лыжами на заставе не велось, несколько десятков пар их стояло на веранде, «бери – не хочу». Брали те, кому это было нужно по службе или просто хотел пойти в наряд на лыжах. Вероятно, кто-то так и сделал, но обходным путём возвращаться не захотел; напрямую же, через ущелье на лыжах было слишком опасно (что я испытал на себе). Поэтому лыжи тут и бросили, надеясь потом забрать. Но скоро их туда не послали, а бесхозные лыжи стали для кого-то мишенью.

Мы с Хакимовым добросовестно несли службу. Видимость была хорошая: кругом белоснежный покров, лишь местами выступали каменные глыбы. Пространство просматривалось вплоть до горизонта. Периодически мы пользовались биноклем. В середине дня перекусили сухим пайком. Я же тем временем продолжал размышлять об увиденном.

От старослужащих я знал, что выстрелы и даже взрывы гранат в Арцепском ущелье и вблизи него на заставе не слышны, хотя наше место несения службы находилось с ней почти на одном уровне. Я обследовал простреленные лыжи и осмотрел опоры линии связи, обнаружив в них тоже следы пуль. «И чем мы хуже?» – подумал я. Да, дурной пример заразителен. Я предложил Хакимову:

– Давай тоже постреляем!

Мой напарник пожал плечами, как бы сомневаясь, но затем кивнул в знак согласия. Мы подняли две «побывавшие в употреблении» лыжи, воткнули их в снег метрах в пяти друг от друга, отошли метров на сорок, осмотрелись, на всякий случай даже воспользовались биноклем. Всё спокойно, никого кругом до горизонта не видно. Ложимся на снег и стреляем.

Первым выстрелил я – лыжа упала. Затем Хакимов – лыжа не шелохнулась. Мы убрали «мишени», вернувшись к своим непосредственным обязанностям, но через пару часов нас снова потянуло «на подвиги». Решили стрельнуть ещё по разу. Я сказал напарнику:

– Будешь стрелять в лыжу, пока не попадёшь.

– Непременно попаду, – пообещал он. И действительно, в этот раз поразил цель с первого выстрела.

Для себя же я использовал в качестве мишени бамбуковую лыжную палку, которую воткнул в снег около деревянной опоры линии связи. Я спустил курок, и палка упала в сторону от опоры. Одновременно послышался жуткий звук, что-то среднее между резким свистом и визгом: «взжжжж»! Через секунду стало тихо. Мы подбежали посмотреть, что это было. На палке, со стороны опоры, увидели след от пули, а на самом столбе после непродолжительных поисков обнаружилось продолговатое углубление. Я просунул в него шомпол. Он вошёл на три-четыре сантиметра и упёрся во что-то с характерным металлическим звуком. Получается, что пуля, отрикошетив от палки, изменила направление и вошла боком в деревянную опору, издав этот «вой».

На обратном пути мы с Хакимовым спустились в Арцепское ущелье «на пятой точке». Маскхалаты были довольно прочные – я не помню случая, чтобы они у кого-то порвались. Вернувшись на заставу, я рассказал о своих «подвигах» друзьям – Ивану и Вите. Они слушали и «мотали на ус».

На следующий день меня снова послали на тот же участок. А напарника мне дали другого – новичка из Ивановской области по фамилии Шавырин. Он довольно скоро обратил внимание на простреленные лыжи, ну и я ему рассказал, как мы вчера с Хакимовым упражнялись, и даже показал, куда попала отрикошетившая пуля. В течение смены мы с ним тоже стрельнули по паре раз. Перед возвращением на заставу я снял штык с винтовки и «окунул» её ствол в плотный снег на тропе, чтобы убрать следы копоти из ствола после стрельбы. Примкнул штык на место.