Роже Мартен дю Гар - Семья Тибо.Том 1

Жером пробормотал:

— Благодарю вас, Тереза.

Голос его звучал нежно, почтительно, робко. Она заметила, что рука Жерома, лежавшая на колене, — рука, чуть похудевшая, удлиненная, покрытая прожилками, почти незаметно дрожит, и огромная камея подрагивает на безымянном пальце. Она удержалась и не подняла голову, а все смотрела, не отводя взгляда, на руку без перчатки и уже не досадовала, что отправилась в такое путешествие. К чему уезжать? Она явилась по доброй воле, под натиском чувств, внушенных ей его мольбой; ничего плохого от этого не случится. И тотчас же, чтобы отогнать всякое желание уехать, она призвала на помощь свою веру и почувствовала, что снова укрепилась духом. Никогда еще в часы сомнений божественная сила не покидала ее надолго.

Экипаж катился по большому городу, полному воздуха, с обширными перспективами. Еще не открылись ставни магазинов, но по тротуарам уже шли на работу люди. Кучер свернул на неширокую улицу, как бы составленную из отдельных кусков мостовой, соединенных горбатыми мостиками: улица перерезала ряд параллельных каналов, окаймленных домами; плоские, высокие, узкие фасады, в большинстве своем красные, с белыми оконными рамами, — отражались в почти недвижимых водах меж ветвями ив, склонившихся вдоль набережных. Г-жа де Фонтанен почувствовала, что она на чужбине.

— Как поживают дети? — осведомился Жером.

Она заметила, что он не сразу решился заговорить о них, что он взволнован и на этот раз даже не пытается скрыть свою растерянность.

— Превосходно.

— Как Даниэль?

— Он в Париже, работает. Приезжает на досуге в Мезон.

— А вы сейчас в Мезоне?

— Да.

Он умолк; вероятно, ему вспомнился парк, знакомый дом на опушке.

— А… Женни?

— Она здорова.

Он словно спрашивал ее взглядом, умолял ответить, и она добавила:

— Она очень выросла; сильно изменилась.

Веки Жерома дрогнули. Он негромко сказал, пересиливая себя, и голос у него от этого стал какой-то чужой:

— Ну конечно же! Должно быть, сильно изменилась…

Тут он снова умолк, отвернулся и вдруг, проведя рукой по лбу, глухо воскликнул:

— Ах, все это ужасно! — И без всякого перехода заявил: — Тереза, я сижу почти без денег.

— Я привезла, — живо отозвалась она.

Это был вопль отчаяния, и сначала она даже обрадовалась, что может утешить Жерома. Но тотчас же возникла оскорбительная мысль: Ноэми вовсе и не больна, ей нарочно все это так преподнесли, заставили приехать только из-за денег! Поэтому она вздрогнула от негодования, когда Жером, подождав немного, не выдержал и спросил с униженным выражением:

— Сколько?

На миг ею овладело искушение приуменьшить цифру.

— Все, что мне удалось собрать, — сказала она. — Три тысячи франков с небольшим.

Он пробормотал:

— Ах, благодарю… благодарю… Если б вы только знали, Тереза!.. Главное, отдать пятьсот флоринов врачу…

Экипаж въехал на каменный мост, перекинутый через канал, напоминавший многоводную реку, загроможденную судами; потом свернули в предместье, по узким улочкам выехали на пустынную площадь и остановились у входа в часовню.

Жером сошел, уплатил кучеру, взял саквояж и, пропустив Терезу вперед, стал как ни в чем не бывало подниматься по ступеням и толкнул створку двери. Что это — часовня, церковь, а может быть — синагога?

— Приношу свои извинения, — тихо сказал он, — не хотелось подъезжать на извозчике к дому. За иностранцами тут слежка; потом все объясню. — И уже другим тоном, с учтивой улыбкой светского человека продолжал: — К тому же приятно немного прогуляться, не правда ли? Утро такое теплое!.. Я пойду вперед, покажу дорогу.

Она молча пошла вслед за ним. Экипажа на площади уже не было. Жером вел ее по сводчатому проходу, который уступами выходил на набережную канала; нижние этажи домов, стоявших на другом берегу, вереницей отражались в воде. Солнце играло на кирпичах, на блестящих стеклах окон, где пестрели настурции и герань. Набережная забита была людьми, ящиками, корзинами, — тут под открытым небом раскинулся рынок; из парусных лодок выгружали всякий хлам, подержанные вещи и цветы — к их аромату примешивался затхлый запах стоячей воды.

Жером обернулся.

— Не очень устали, друг мой?

Так же нараспев, по-прежнему, произнес он «дру-уг». Она опустила голову и не ответила.

А он и не подозревал, какое причиняет ей волнение; он указал на противоположный берег, на островерхий дом, к которому вел пешеходный мостик, и произнес:

— Вот туда мы и идем. О да, более чем скромно… Простите, что принимаю вас в такой убогой обстановке.

И в самом деле, дом был с виду небогат, хотя свежеокрашен под красное дерево и обшит белыми досками, так что напоминал хорошо ухоженную яхту. На оранжевых шторах второго этажа — все они были опущены — Тереза прочла надпись, сделанную без всяких вычур.

«Pension Roosje Matilda» [47] «Пансион Росье Матильда» (голл.).

Значит, Жером живет в меблированных комнатах, в чужом доме, и у нее не будет неприятного осадка при мысли, что они приняли ее у себя. И она почувствовала облегчение.

Они уже шли по мостику. Штора на одном из окон первого этажа колыхнулась. Вот как, Ноэми подсматривает?.. Г-жа де Фонтанен выпрямилась. И только тут заметила между двумя окнами первого этажа вывеску, аляповато разрисованный лист железа: аист возле гнезда, из которого вот-вот выползет голый младенец.

Они вошли в коридор, затем поднялись по лестнице, благоухавшей воском для натирки полов. Жером остановился на площадке и позвонил два раза. За дверью поднялась суматоха, опустилось стекло в зарешеченном глазке, наконец дверь приотворилась ровно настолько, чтобы пропустить Жерома.

— С вашего позволения, я пойду предупрежу.

Госпожа де Фонтанен услышала, что идет спор по-голландски. И почти тотчас же Жером распахнул входную дверь. Он был один. Они пошли по длинному извилистому коридору, натертому до блеска; г-жа де Фонтанен была угнетена и, боясь, что вот-вот окажется лицом к лицу с Ноэми, взывала к чувству собственного достоинства, пытаясь сохранить хладнокровие. Но в номере, куда они вошли, никто не жил; это была чистенькая и светлая комната с окнами на канал.

— Вот вы и у себя, друг мой, — сказал Жером.

Она удержалась от вопроса: «А где же Ноэми?»

Он отгадал ее мысль и сказал:

— Я вас на минутку оставлю, пойду посмотрю, не нужен ли я. — Но ушел не сразу, а сначала подошел к жене и взял ее за руку: — Ах, Тереза, позвольте сказать вам… Если б вы знали, как я исстрадался! Но вы здесь, вы здесь…

Он припал губами, щекой к руке г-жи де Фонтанен. Она отстранилась; он не сделал попытки ее удержать. Сказал, отступая:

— Сейчас вернусь за вами. Вы правда хотите… видеть ее?

Да, конечно, она повидается с Ноэми, раз приехала сюда по собственной воле! Но после встречи, сразу же после встречи она уедет, во что бы то ни стало! Она кивнула в знак согласия, не стала слушать, как он бормочет благодарственные слова, и, наклонившись к саквояжу, притворялась, будто что-то ищет, пока Жером не ушел из комнаты.