Роже Мартен дю Гар - Семья Тибо.Том 1

Легким шагом, почти танцуя, ходил он взад и вперед из прихожей к этажерке. Вдруг, ни с того ни с сего, он засмеялся ребяческим смехом.

— «Доктор Антуан Тибо, — объявил он, на секунду остановившись и подняв голову. — Доктор Тибо… Тибо, — ну, вы, конечно, слышали, специалист по детским болезням…» — Он сделал быстрый шажок в сторону, поклонился и стал степенно ходить в прихожую и обратно. — Перейдем к корзине… Через два года я добьюсь золотой медали; получу клинику… И конкурс в больницах… Значит, я устраиваюсь здесь года на три, на четыре, самое большее. Уж тогда мне понадобится квартира поприличней, как у Патрона. — Он снова заговорил нежным голоском: — «Тибо, один из лучших наших молодых клиницистов… Правая рука Филипа…» А ведь я сразу учуял, что следует специализироваться по детским болезням… Как подумаешь про Луизэ, про Турона… Вот дураки…

— Ду-ра-ки … — повторил он, уже не думая о них. В руках у него было полно самых разных предметов, и он рассеянно искал для каждого привычное место. — Если бы Жак захотел стать врачом, я бы ему помог, я бы руководил им… Двое врачей Тибо… Почему бы и нет? Недурная карьера для Тибо! Трудная, но зато какое удовлетворение, если у тебя есть вкус к борьбе и хоть капля гордости! Сколько требуется внимания, памяти, воли! И так каждый день! Но зато, если добьешься! Крупный врач… Такой, как Филип, например… Входит с этаким мягким, уверенным видом… Весьма вежлив, но обдает холодком… Господин профессор… Эх, стать бы видной персоной, получать приглашения на консилиум — и именно от тех коллег, которые тебе больше всего завидуют!

А я выбрал к тому же специальность самую трудную, детские болезни; дети не умеют сказать, что у них болит, а если и скажут, то обманут. Вот уж действительно оказываешься один на один с болезнью, которую надо распознать… К счастью, существует рентген… Настоящий врач в наши дни должен быть и рентгенологом, и сам операции делать. Защищу докторскую, займусь рентгеном. А потом рядом со своим кабинетом устрою рентгеновский… С медсестрой… Или лучше ассистент в халате… В дни приема, как только случай посерьезней — хлоп, пожалуйте: снимок…

«Вот что мне сразу внушило доверие к Тибо: всякое обследование он начинает с просвечивания…»

Он улыбнулся звуку собственного голоса и покосился на зеркало: «Ну и что ж, сам знаю, честолюбие, — подумал он и рассмеялся цинично. — Аббат Векар говорит: «Семейное честолюбие Тибо». Отец, тот, конечно… Не спорю. Но я… хотя что ж тут такого, я тоже честолюбив. Почему бы и нет? Честолюбие — мой рычаг, рычаг всех моих сил. Я им пользуюсь. И имею на это право. Разве не следует в первую очередь полностью использовать свои силы? А каковы они, мои силы? — Он улыбнулся, сверкнув зубами. — Я отлично их знаю. Прежде всего, я понятлив и памятлив; все, что понял, запомнил. Затем — работоспособность. «Тибо работает как вол!» Пусть говорят, том лучше! Они просто завидуют мне. Ну, а еще, что же еще? Энергия. Уж что-что, а это имеется».

— Энергия не-о-бы-чай-ная, — медленно произнес он, снова вглядываясь в свое отражение. — Это как электрический потенциал… Заряженный аккумулятор, всегда наготове, и я могу совершать любые усилия! Но чего бы стоили все эти силы, если б не было рычага, чтобы пользоваться ими, господин аббат? — Он держал в руке плоскую, сверкавшую в свете люстры никелированную коробочку, не зная, куда ее положить; в конце концов он сунул ее наверх книжного шкафа. — И тем лучше , — сказал он громко и с тем насмешливым нормандским выговором, к которому прибегал иногда его отец. — Я тра-ля-ля, и да здравствует честолюбие, господин аббат!

Корзина пустела. Антуан достал с самого дна две маленьких плюшевых рамки и рассеянно на них посмотрел. Это были фотографии деда с материнской стороны и матери: красивый старик во фраке, стоящий возле круглого, заваленного книгами столика; молодая женщина, с тонкими чертами лица и невыразительным кротким взглядом, в корсаже с квадратным вырезом, с двумя мягкими, ниспадающими на плечи локонами. Он так привык всегда иметь перед глазами это изображение матери, что такою ее себе и представлял, хотя портрет относился ко времени, когда г-жа Тибо была еще невестой, и он никогда с такой прической ее не видел. Ему было девять лет, когда родился Жак, а мать умерла. Дедушку Кутюрье он помнил лучше; тот был ученым-экономистом, приятелем Мак-Магона {35} 35 Стр. 185. Мак-Магон Патрис де (1808–1893) — реакционный политический деятель, маршал Франции; в 1873 г. сменил Адольфа Тьера на посту президента Французской республики. , после падения Тьера едва не стал префектом департамента Сены и долгие годы был президентом Академии; Антуан навсегда запомнил его приветливое лицо, белые муслиновые галстуки и набор из семи бритв с перламутровыми ручками, в футляре акуловой кожи.

Он водворил фотографии на камин, возле груды окаменелостей и минералов. Оставалось навести порядок на письменном столе, заваленном вещами и бумагами. Он весело принялся за работу. Комната преображалась на глазах. Закончив, он с удовлетворением огляделся. «Что касается белья и платья, это уж дело матушки Фрюлинг», — подумал он лениво. (Желая окончательно избавиться от опеки Мадемуазель, он настоял на том, чтобы уборкой и всем хозяйством ведала у него только консьержка.) Закурив папиросу, он развалился в кожаном кресле. Редко выпадал такой вечер, совершенно свободный; ему даже стало как-то не по себе. Час был еще не поздний; чем же заняться? Посидеть в кресле, покурить, помечтать? Надо бы, правда, написать несколько писем, да уж нет, дудки!

«А, вот что, — подумал он вдруг и встал, — я ведь хотел поглядеть, что сказано у Эмона насчет детского диабета… — Он положил на колени толстый сброшированный том и принялся листать. — Да… Да, действительно, мне следовало бы это знать, — пробормотал он, хмуря брови. — Я в самом деле ошибся… Если б не Филип, бедному мальчугану был бы каюк — по моей вине… Ну, ну, не совсем по моей, и все же… — Он захлопнул книгу и бросил ее на стол. — Как сухо, однако, держится Патрон в таких случаях! Сколько тщеславия, как дорожит своей репутацией! «Лечение, которое вы назначили, милейший Тибо, только ухудшило бы его состояние!» И это при студентах, при сестрах! Ужасно!»

Засунув руки в карманы, он прошелся по комнате. «Надо было ему ответить. Надо было сказать: «Если бы вы сами выполняли свой долг!..» Великолепно. Он отвечает: «Господин Тибо, я думаю, уж в этом никто…» И тут бы я ему врезал: «Виноват! Если б вы приходили по утрам вовремя и сидели бы до конца приема, вместо того чтобы в половине двенадцатого удирать к платным больным, мне не приходилось бы делать за вас вашу работу и опасность ошибки была бы исключена!» Бац! При всем честном народе! Дулся бы на меня целых две недели, да мне-то, в конце концов, наплевать!»