Роже Мартен дю Гар - Семья Тибо. Том 2

Они перешли улицу и вошли в небольшой зал, чистенький и совершенно пустой. В глубине через застекленную дверь кухни виднелись спины двух женщин, сидящих за столом под зажженной висячей лампой. Ни одна из них не обернулась.

Жак усталым движением бросил шляпу на диванчик и прошел в глубь помещения, чтобы привлечь внимание содержательниц ресторана. С минуту он стоя терпеливо ждал. Женни подняла на него глаза; и внезапно это лицо, словно постаревшее, с чертами, странно искаженными отсветами кухни, показалось ей лицом чужого человека. В ней возникло ощущение кошмара, ужас маленькой девочки, приведенной похитителем детей в какое-то зловещее место… Эта галлюцинация длилась не более секунды: Жак уже возвращался к ней, и изменившаяся игра теней вернула ему его подлинные черты.

— Устраивайтесь поудобнее, — сказал он, помогая, ей усесться на диванчик. — Нет, садитесь тут, солнце не будет бить вам в глаза.

Для нее было внове чувствовать себя окруженной мужским вниманием, и она блаженно отдавалась этому ощущению.

В кухне тем временем женщина, что была помоложе, толстая, рыхлая девица в розовом корсаже, с низким коровьим лбом, наконец-то поднялась с места и направилась к ним со злобным видом потревоженного во время кормления животного.

— Можно нам пообедать, мадемуазель? — спросил Жак приветливо.

Официанта оглядела его с головы до ног.

— Смотря чем.

Глаза Жака весело перебегали от нее к Женни и обратно.

— У вас найдутся яйца? Да? Может быть, немного холодного мяса?

Официантка вынула из-за корсажа какую-то бумажку.

— Вот что у нас есть, — буркнула она с таким видом, словно хотела сказать: «Хочешь — бери, хочешь — нет».

Но у Жака имелся, казалось, неисчерпаемый запас хорошего настроения.

— Великолепно! — объявил он, прочитав вслух меню и взглядом посоветовавшись с Женни.

Официантка, не говоря ни слова, повернулась и пошла прочь.

— Прелестное создание! — тихо произнес Жак. И, смеясь, уселся напротив Женни, но тотчас же снова вскочил, чтобы помочь ей снять жакетку.

«Что, если и шляпу тоже снять? — подумала она. — Нет, я слишком растрепана…» И сразу же она устыдилась своего кокетства и твердым движением сняла шляпу, даже не позволив себе провести рукой по волосам.

Официантка со сварливым выражением лица появилась вновь, неся в руках дымящийся супник.

— Браво, мадемуазель! — воскликнул Жак, принимая от нее миску. — Вы нам ничего не говорили о супе… Как чудесно пахнет! — И, обратившись к Женни, он спросил: — Можно вам налить?

Веселость его была несколько наигранной. Этим первым обедом с глазу на глаз он был смущен почти так же, как Женни. И, кроме того, ему не удавалось избавиться от мыслей о событияхдня.

Зеленоватое зеркало за спиной у Женни повторяло каждое еедвижение и давало Жаку возможность видеть за живою фигуркой, которая была перед ним, изящное отражение плеч и затылка.

Она почувствовала, что он разглядывает ее, и внезапно сказала:

— Жак… Я вот все время думаю… а хорошо ли вы меня знаете? Я очень боюсь… Уж не строите ли вы себе… разных иллюзий насчет меня?

За улыбкой она старалась скрыть подлинный страх, овладевавший ею каждый раз, когда она задавала себе вопрос: «Удастся ли мне когда-нибудь стать такой, какой он желал бы меня видеть? Не придется ли ему разочароваться во мне?»

Он, в свою очередь, улыбнулся:

— А если я тоже спросил бы вас: «Хорошо ли вы меня знаете?» — что бы вы мне ответили?

Одно мгновение она колебалась.

— Вероятно, ответила бы: «Нет».

— Но в то же время подумали бы: «Это не имеет значения…» И были бы правы, — все еще с улыбкой продолжал он.

В знак согласия она опустила голову.

«Да, — думала она, — это значения не имеет… Это придет само робой… Только у родителей могут возникать такие мысли, как та, что пришла мне в голову!»

— Мы должны верить в себя, — с силой произнес Жак.

Она не ответила. Он наблюдал за нею с некоторым беспокойством. Но выражение счастья, которое совершенно преобразило ее в этот миг, было самым успокоительным ответом.

По залу распространился запах кипящего масла.

— А вот и наш дикобраз, — шепнул Жак.

Официантка в розовом корсаже принесла яичницу.

С салом? — вскричал Жак. — Замечательно!.. Вы сами готовите, мадемуазель?

— Ясное дело!

— Поздравляю вас!

Официантка соизволила улыбнуться и напустила на себя скромный вид.

— О, знаете, здесь обеды простые… Приходить надо с утра. К двенадцати не найдешь ни одного свободного столика… А вечером тихо… Кроме парочек…

Жак весело переглянулся с Женни. Он, видимо, испытывал истинное облегчение оттого, что ему удалось развеселить эту мрачную особу.

— Да, — сказал он, выразительно прищелкнув языком, — вот это яйчница!

Официантка, польщенная, на этот раз рассмеялась.

— Я, — прошептала она, наклонившись к нему и словно поверяя какую-то тайну, — работаю, ни с кем не советуясь. Пускай знатоки скажут свое слово.

Она засунула кулаки в карманы своего фартука и удалилась, шевеля бедрами.

— Означает ли это приветствие, выраженное в деликатной форме? — смеясь, спросил Жак.

Женни, рассеянно слушая, размышляла. Эта маленькая сценка была сущим пустяком, и все же в ней открылись для Женни удивительные вещи. Жак, видимо, обладал даром распространять вокруг себя атмосферу какой-то теплоты; создавать одним словом, улыбкой, интересом, проявленным к людям, такую температуру, в которой легко распускались доверие и симпатия. Женни знала это лучше, чем кто-нибудь другой: подле него самые неподатливые, самые скрытные натуры в конце концов освобождались от наложенного на них заклятия, расправлялись, расцветали. Ничто не могло удивить ее больше, чем подобный дар! В противоположность Жаку, в противоположность Даниэлю, она почти совсем не испытывала любопытства к другим людям. Она жила в своем личном, замкнутом мирке. Заботясь прежде всего о том, чтобы сохранить в неприкосновенности окружающую ее атмосферу, она даже нарочно старалась соблюдать некоторое расстояние между собою и ближними, чтобы с остальным миром соприкасалась только сглаженная поверхность, которую ничто не могло бы задеть или уязвить. «Но может быть, — сказала себе она, думая о брате, — это любопытство, влекущее Жака к любому живому существу, имеет и обратную сторону — некоторое неуменье точно определить свой выбор!»

— А способны вы кого-нибудь предпочесть? — вдруг спросила она. — Способны вы привязаться к кому-нибудь больше, чем ко всем другим? И навсегда?

Тотчас же она заметила, насколько ее фраза оказалась неловкой, неясной. И покраснела.

Он смотрел на нее с недоумением, пытаясь уловить ход ее мыслей. И повторял про себя заданный ему вопрос, стараясь прежде всего честно ответить на него. Ведь ими обоими владело почти суеверное чувство, что обмануть друг друга хоть в чем-то было бы кощунством по отношению к их любви.