Роже Мартен дю Гар - Семья Тибо. Том 2

Подробный осмотр нижнего этажа длился около получаса. Антуан не щадил своего гостя… Он потащил его даже в прежние подвалы, которые образовали теперь обширный полуподвальный этаж с выбеленными стенами: Жуслен в последние дни устроил здесь своего рода зверинец, довольно-таки пахучий, где находились крысы, мыши и морские свинки в соседстве с аквариумом для лягушек. Антуан был в восторге. Он громко смеялся молодым, раскатистым смехом, который он так долго привык сдерживать и который Рашель навсегда выпустила на волю. «Мальчишка из богатой семьи, хвастающийся своими игрушками», — подумал Жак.

Во втором этаже помещался небольшой операционный зал, кабинеты всех трех сотрудников, большая комната, предназначенная для архива, и библиотека.

— Теперь когда все устроено, можно приступить к работе — пояснил Антуан серьезным и довольным тоном, в то время как они с братом поднимались на третий этаж. — Тридцать три года… Пора серьезно приниматься за дело, если есть желание оставить после себя что-нибудь на память потомству!.. Ты знаешь, — продолжал он, останавливаясь и обращаясь к Жаку с той несколько нарочитой резкостью, которую он любил выставлять напоказ, в особенности перед младшим братом, — всегда можно сделать гораздо больше, чем предполагаешь! Когда чего-нибудь хочешь , — я подразумеваю что-нибудь осуществимое, конечно, — впрочем, лично я хочу всегда только осуществимого… — ну так вот, когда действительно чего-нибудь хочешь !.. — Он не докончил фразы, снисходительно улыбнулся и пошел дальше.

— Какие конкурсные испытания тебе еще осталось пройти? — спросил Жак, чтобы что-нибудь сказать.

— Я прошел ординатуру этой зимой. Остается защита диссертации, потому что ведь необходимо иметь возможность стать со временем профессором!.. Только видишь ли, — продолжал он, — быть хорошим педиатром, как Филип, — это прекрасно, но меня это уже не может удовлетворить: тут я не смогу как следует показать себя… Современная медицина должна сказать свое последнее слово в области психики… Так вот я хочу принять в этом участие, понимаешь? Я не хочу, чтобы это последнее слово было сказано без меня! И не случайно при подготовке к конкурсным испытаниям я занимался отсталостью речи. Психология детского возраста, с моей точки зрения, только начинает развиваться. Это самый удобный момент… Поэтому мне хотелось бы в будущем году пополнить свои материалы о зависимости между режимом дыхания у детей и их мозговой деятельностью… — Он обернулся. На лице его внезапно появилось выражение, как у великого человека, отделенного своим знанием от толпы непосвященных. Прежде чем вставить ключ в замочную скважину, Антуан устремил на брата задумчивый взгляд. — Сколько еще придется сделать в этом направлении… — произнес он медленно. — сколько еще в этом придется разбираться…

Жак молчал. Никогда еще жизненная хватка Антуана не приводила его в такое отчаяние. Перед своим тридцатилетним братом, слишком хорошо оснащенным к плаванью, не сомневающимся, что он найдет выход в открытое море, Жак чувствовал с невольной тревогой всю неустойчивость собственного равновесия и больше того — угрозу надвигающегося на мир шторма.

При таком враждебном настроении осмотр помещения был для Жака особенно тягостным, Антуан разгуливал среди роскошной обстановки, напыжившись, как петух на птичьем дворе. Он заставил убрать несколько перегородок и совершенно изменил назначение комнат. Расположение, хоть и лишенное простоты, получилось довольно удачное. Высокие лакированные ширмы разделяли обе приемные на небольшие кабины, где пациенты оказывались совершенно изолированными: это архитектурное нововведение, которым Антуан очень гордился, создавало впечатление декорации. Антуан, впрочем, утверждал, что он лично не придает особенного значения этой внешней роскоши.

— Но, — пояснил он, — это дает возможность производить отбор клиентуры, — понимаешь? Сократить ее и этим выгадать время для работы.

Гардеробная представляла собой чудо изобретательности и комфорта. Антуан, снимая халат, в то же время любезно отворял и затворял полированные створки шкафов.

— Здесь все под рукой, по крайней мере, не теряешь зря времени, — повторял он.

Он надел домашнюю куртку, Жак обратил внимание на то, что брат одевался значительно изысканнее, чем раньше. Ничто не бросалось в глаза, но черный жилет был шелковый, ненакрахмаленная рубашка — из тонкого батиста. Эта скромная элегантность была ему очень к лицу. Он казался помолодевшим, более гибким, не потеряв, однако, своей крепости.

«Как он, по-видимому, хорошо чувствует себя среди всей этой роскоши, — подумал Жак. — Отцовское тщеславие… Аристократическое тщеславие буржуа!.. Ну и порода!.. Честное слово, можно подумать, что они считают признаком превосходства не только свой капитал, но и привычку хорошо жить, любовь к комфорту, к «доброкачественности». Это становится для них личной заслугой! Заслугой, которая дает им общественные права. И они находят вполне законным то «уважение», которым они пользуются! Законной — свою власть, порабощение других! Да, они находят вполне естественным «владеть»! И считают также вполне естественным, чтобы то, чем они владеют, было неприкосновенным и защищалось законом от посягательства со стороны тех, кто не владеет ничем! Они щедры — о да, несомненно! До тех пор, пока эта щедрость остается дополнительной роскошью; щедрость, составляющая часть излишних расходов…» И Жак вызывал в своей памяти полное превратностей существование своих швейцарских друзей, которые, будучи лишены избытков, делили между собой потребное для жизни и для которых помощь друг другу грозила опасностью остаться без самого необходимого.

Тем не менее, глядя на ванну, просторную, как небольшой бассейн, и сверкающую, он не мог подавить в себе легкого чувства зависти: у него было так мало удобств в его трехфранковой комнатушке… В такую жару чудесно было бы принять ванну.

— Вот здесь мой кабинет, — сказал Антуан, открывая одну из дверей.

Жак вошел в комнату и приблизился к окну.

— Но ведь это прежняя гостиная? Правда?

Действительно, старую гостиную, где целых тридцать пять лет в торжественном полумраке г-н Тибо восседал в семейном кругу, среди гардин с ламбрекенами и тяжелых портьер, архитектору удалось превратить в современную комнату, светлую и просторную, строгую без чопорности и теперь залитую светом, падающим из трех окон, освобожденных от готических цветных стекол.

Антуан не ответил; На письменном столе он заметил письмо Анны и в недоумении, — так как думал, что Анна в Берке, — поспешил его вскрыть. Как только он пробежал записку, брови его нахмурились. Он увидел Анну в ее белом шелковом пеньюаре, приоткрытом на груди, в обычной обстановке квартирки, где происходили их свидания… Непроизвольно взглянув на часы, он сунул письмо в карман. Это было совсем некстати… Тем хуже! Как раз тогда, когда ему хотелось спокойно провести вечер с братом…