Александр Лавров - Варяги и Русь

Как громом поразила эта весть новгородцев…

— Опять польется кровь славянская! — с горем воскликнули бояре. — Прогневали, видно, Перуна мы, ослепляет он нас! Брат на брата смертным боем идет и чужаков на брата ведет… Страшное дело!

Вдруг в толпе произошло какое-то движение, раздался ропот, многие обнажили головы.

— Что случилось, кто там? — послышалось с вечевого помоста.

— Гостомысл! Гостомысл! — пробежало по вечу.

Действительно, Гостомысл захотел присутствовать на этом последнем в его жизни вече… Дряхлый старец не мог уже идти сам. Ноги давно уже не держали его ветхого тела, он приказал принести его на носилках…

Длинные седые волосы его развевались, руки беспомощно повисли, лицо приняло землистый оттенок, только глаза по-прежнему сияли юношеским блеском.

Окружавшая вечевой помост толпа с почтением расступилась, пропуская носилки.

Носилки с Гостомысл ом поставили на площадку вечевого помоста у самого колокола.

Сразу затихло все кругом.

— Знаю я, что собрались вы толковать о важных делах, — заговорил Гостомысл, — как степенный муж новгородский и посадник старший, пришел и я принять участие в вече… Поведайте мне, о чем говорите…

Гостомыслу передали слова кривичей, передали также и о желании соседних племен примкнуть к ним и вместе идти войною на приильменцев и Новгород.

— Не страшны нам они. Что кривичи? Что меря и остальные? — говорили Гостомыслу. — Они грозят нам хозарскими ханами; не бывать этого… Мы истребим их до единого, не оставим даже и на племя.

Гостомысл в ответ на эти слова покачал головой.

— Слушайте, мужи новгородские, скажу вам правдивое слово. Слушайте вы, старейшины кривичей, и мери, и веси, и дреговичей, всех вас касается это дело. Побьете вы, мужи новгородские и старейшины ильменские, всех их, — кивнул Гостомысл в сторону старейшин соседних племен, — что же из этого? Вспомните, какую кровь вы прольете? Свою же. И кривичи, и другие те же славяне. А разве мало в Новгороде семей, где матери, жены у соседей взяты, разве мало дев приильменских к соседям ушло? Вспомните вы и подумайте, что вы затеяли.

Гробовая тишина стояла кругом.

— Напитается братской кровью славянская земля, — продолжал Гостомысл, — так легче ли будет? Всякий чужеземец, как вот варяги, придет и захватит нас, в рабов обратит.

— Так что же делать? — раздались голоса. — Как поступить, как? Не стало меж нами правды!

— И не будет ее во век, если сами вы не образумитесь. Знаю я, восстал на Ильмене род на род. Не виню я старейшин ни в чем, каждый из них себе и своему роду добра и правды ищет, да в том-то и дело, что у каждого из нас правда своя. Один думает так, а другой — по-другому. И никогда на Ильмене кровь и раздоры не прекратятся, если только во всей земле славянской не будет одной только правды, правды, равной для всех.

— Где же нам искать ее, скажи, Гостомысл? Справедливо ты говоришь, что нужно нам одну только правду, только где она? — заговорили кругом.

— Где? Слушайте, скажу я вам сейчас. Между кем идут раздоры у нас? Между родами. А родича если родич обидит, у кого он правды и суда ищет? У старейшины. И знаю я, что находит он свою правду! Родич на родича смертным боем не идет, а род на род чуть что с мечом поднимается. Отчего так? Оттого все, что не у кого родам в их несогласиях между собой правды искать. Не к кому за судом скорым и милостивым обратиться. Что с семьею бывает без хозяина? Брат с братом враждовать начинает, если старшего не остается, так и у нас на Ильмене. Вот подумайте над моими словами да догадайтесь сами, что мы должны делать.

— Старейшину над старейшинами надо поставить, чтобы суд творил и обидчиков наказывал! — закричало несколько голосов.

— Верно, верно, Гостомысл прав! — раздалось со всех сторон.

— Выберем сейчас же старейшину над старейшинами, пусть он судит нас! — крикнули с нижней ступени.

— Постойте, — остановил их Гостомысл. — Дослушайте, мужи и старейшины. Выберем мы старейшину над старейшинами, и думаете вы, что прекратятся раздоры? Нет, никогда этого не будет, все по-прежнему пойдет. Будет ли кто слушаться выбранного вами же мужа, будет ли кто исполнять его решения? В споре всегда одна сторона недовольна, а кто ее принудит выполнить, что старейшина верховный присудит? Никто… вот и будет недовольных уже две стороны. Одна за то, что ее принудили, а другая за то, что принужденного не исполнили; опять раздоры, опять несогласия… опять кровь польется.

— Так как же нам быть, Гостомысл? Вразуми, научи нас… Мы верим твоей мудрости, скажи, как быть?

Гостомысл приподнялся на носилках.

— Не старейшину надо нам, а князя, слышите, — князя, который бы правил нами, не спрашивая, чего мы хотим и что по-нашему правда, который бы силой заставлял виновников выполнять присужденное, который бы со своей дружиной нас от врагов оборонял, в обиду не давал. Вот что нам надо.

Гостомысл замолчал. Несколько минут и вече хранило гробовое молчание.

— Что же, мужи, прав наш посадник, — заговорили некоторые, — нужен нам всем один князь.

— Вспомним варягов, и не князья они были, а хорошо при них жилось нам! — воскликнул старейшина кривичей. — Знали, где на злого человека управу найти.

— Верно, справедливо! Князя, выберем князя! — заволновалось вече. — Пусть он нами правит, только кого вот?

Все с надеждой обратились к Гостомыслу.

— Кого выбрать? — заговорил он. — Да кого же? Родовые старейшины все здесь равные… выберете одного, другой обидится, не захочет повиноваться ему, да и еще нельзя нам своего выбрать… сейчас же он свой род на первое место поставит и другие роды угнетать начнет. Стерпят ли они? Опять несогласия да раздоры пойдут. Так?

— Так, так! Кто же своему не друг!

— Вот если нельзя своего выбрать, выберите чужого.

— Как чужого? Что ты говоришь, старик, ты из ума выжил! — послышались крики.

— Долго вы меня слушали, дослушайте до конца, — не обращая внимания на шум, продолжал Гостомысл. — Добра вы ищете, добра себе хотите, так слушайте же, где оно! Сами вы решили, что нужен нам князь, только при его единой воле прекратятся раздоры… Сами же вы сознались, что своего князя нельзя выбрать потому, что не будет к нему от родов славянских должного почтения и уважения… Сказал я вам, что нужно избрать чужого… Так вот, есть у меня такой чужой, который в то же время и свой, для всех нас…

— Слушайте, слушайте, что говорит Гостомысл, — послышалось кругом.

Народ столпился еще теснее около помоста, воцарилась тишина.

— Есть за морем, в той стране, откуда приходили не раз к нам гости норманнские, племя россов; оно состоит из выходцев с нашего родного Ильменя, и есть в этом племени три брата витязя, Рюрик, Сигур и Триар; подите к ним, умоляйте их, чтобы пришли они княжить и владеть землями славянскими, творить в них суд милостивый и правый, виновных наказывать, от врагов защищать… Согласятся они, придут к вам — благо всему народу славянскому… — Старик на мгновение остановился и затем продолжал: — Пусть и людей своих возьмут они с собой, не чужие нам россы, Ильмень им родиной был. Вот где добро для всех славянских родов, вот где и правда великая… Послушайте меня, приведите к себе братьев, мир и согласие воцарятся между вами…