Александр Лавров - Варяги и Русь

Вне себя от изумления Зыбата приподнялся на своем ложе.

— Отец, отец, — воскликнул он, — ты молишь своего Бога обо мне и о моем отце?

Старец Андрей остановился, поднялся с колен, перекрестился еще раз и просто сказал:

— Ты слышал!

— И ты думаешь, твой Бог исполнит твою мольбу?

— На то Его святая воля!

— Но я не чту Его! Я кланяюсь Перуну!

— Господь милосерден… Ты язычник, но Божие милосердие не имеет пределов.

— И Он, твой Бог, всегда был таким?

— Да… Всегда.

— Отец, — попросил Зыбата, — расскажи мне про твоего Бога.

Старец подошел к нему.

— Не теперь… Ты недужен и не готов выслушать великие истины. Придет еще время.

— Нет, я прошу тебя, — настаивал юноша.

Андрей колебался, но юноша молил его с такой искренностью, что он наконец сдался. Присев на постель, он заговорил с ним сперва о том, как Господь создал бесплотных духов и весь видимый мир. Потом он стал рассказывать ему о Христе. Он рассказал юноше, как родился Богочеловек в Вифлееме, как протекло Его раннее детство и как Он наконец начал свою великую проповедь любви и всепрощения. Зыбата слушал его, затаив дыхание. Андрей и сам увлекся своим рассказом. Оба они и не заметили, как промелькнула ночь и забрезжил рассвет.

— Я хочу быть христианином, слышишь, отец? Ты говорил, что для этого нужно креститься, крести меня! — воскликнул Зыбата, когда утомленный Андрей смолк.

— Не настало твое время еще, сын мой.

— Но я люблю твоего Бога, я верую Ему!

— И люби, и веруй, и надейся! Теперь прости меня. Наступает утро, я должен вознести хвалу Создателю моему за то, что Он еще раз даровал мне милость свою и я вижу свет солнца и молитвою встречаю наступающий день.

Старец Андрей заботился о юноше с нежностью отца. Как часто Зыбата, придя в себя от забытья, видел устремленный на него любовный взор старца. И тогда в душе его рождалось какое-то новое чувство. Он начинал понимать, что такое христианская любовь, всеобъемлющая, бескорыстная, самоотверженная… Он чувствовал силу этой любви. Грубое сердце растворялось в ее беспредельной теплоте, очищалось ее святою чистотою и само становилось способным к ней.

Часто старец присаживался около больного юноши и рассказывал Зыбате о Боге, но больше всего он говорил о крестной смерти и страданиях Спасителя.

Наконец Зыбата оправился настолько, что мог ходить без посторонней помощи.

Теперь, как только окрепли его силы, он уже начал подумывать о том, как бы поскорее вернуться в княжескую дружину.

— Там, верно, никто уже и не ожидает меня! — с оттенком грусти говорил он.

— Как никто? — спросил Андрей. — А твои отец и мать?

— И они, вероятно, отчаялись…

Старец задумался и затем сказал:

— Так спеши вернуться к ним, ты уже здоров.

Внезапное волнение овладело Зыбатой.

— Отец, ты был так добр ко мне, что я даже не знаю, как я расстанусь с тобой! — воскликнул он.

Андрей кротко улыбнулся.

— Дитя мое, — тихо сказал он, — и я тебя полюбил, и ты стал дорог моему сердцу. Стар уже я и смотрю в землю. Мне будет очень тяжела разлука с тобой, но не думай, что я тебя буду удерживать. Иди! Иди к своим, а я буду молиться о тебе, да просветит тебя Господь и да рассеется окружающая тебя кромешная тьма.

Непонятное смущение овладело юношей. Рыдания подступили к горлу, и он чувствовал, что вот-вот расплачется, что не хватит сил справиться с собой. Он искренно давал себе слово возвратиться в этот приют отшельника.

Наконец настало утро, когда Зыбата должен был покинуть хижину.

Чудесное ясное утро уже наступило, сменив собой серую мглу рассвета. Отрадный холодок, предвестник скорого зноя, овевал путников, не давая усталости овладеть их членами. Отшельник и Зыбата шли не спеша. Вскоре они вышли на опушку леса, невдалеке блестел широкой лентой Днепр.

Андрей, желая сократить тяжелые минуты прощания, слегка подтолкнул Зыбату и сказал:

— Иди, иди! Мы уже простились! Прощай!

Вслед за этим он, круто повернувшись, быстро пошел к лесу.

Зыбата кинулся было за ним.

— Отец, погоди, позволь мне еще раз обнять тебя! — кричал он.

Андрей, не останавливаясь, махнул ему на ходу рукой и скрылся в чаще кустарников, окаймлявших с этой стороны лес.

Зыбата не решался последовать за ним. Он немного постоял в нерешительной задумчивости, а потом стремглав побежал к Днепру.

Утро уже сменилось днем, солнце высоко стояло на небе. Когда Зыбата подошел к Киеву, он заметил на противоположной стороне какое-то особенное оживление. Это прежде всего кинулось ему в глаза. У киевского берега стояли бесчисленные военные струги, снаряженные для скорого отправления в путь, несколько выше по Днепру зачалены были у берега высокие с приподнятым носом ладьи, в которых, по типу постройки, Зыбата узнал новгородские суда.

Сначала Зыбатой овладело было любопытство, но нетерпение увидать своих пересилило в нем это чувство. Вскочив в один из челноков, стоявших у берега, юноша поспешно оттолкнулся и, ловко управляя единственным веслом, поплыл через тихо катившую свои волны реку.

Чем он более приближался к противоположному берегу, тем все громче доносились до него крики, шум, гам, стоявшие там. «Что это такое? — подумал Зыбата. — Княжеские струги в полном вооружении, новгородские ладьи. Уж не мятеж ли в Новгороде и не идет ли князь Святослав усмирить непокорных?»

Наконец челнок ткнулся носом в береговую отмель. Зыбата спрыгнул прямо в воду и ринулся вверх по тропинке, ведшей к вершине горы.

Однако на пол пути он остановился. Сыновнее чувство вновь начало бороться в его сердце с любопытством и после недолгой борьбы взяло верх. «Обниму родных и побегу в Детинец, — решил он, — коли так шумят, так не скоро еще разойдутся!»

Жилище Прастена, отца Зыбаты, стояло недалеко от пути с берега в Детинец. Нужно было несколько свернуть в сторону, чтобы попасть в него. Зыбата побежал по горе, но вдруг его остановил, поймав за руку, молодой дружинник.

— Зыбата?! — удивился он.

— Улеб!

— Откуда? Ты жив! Мы все думали, что ты погиб в лесу…

— Жив, жив! — отвечал приятелю Зыбата.

— Что же с тобой приключилось?

— После…

— Заблудился?

— Да… Потом меня схватила огневица…

— И ты как же? Один был?

— Нет, там в лесу старик христианин…

— Знаю, слышал… Он был когда-то храбрым воином… С Игорем ходил на Царьград…

Зыбате было не до рассказа приятеля.

— Что там? — махнул он рукой в сторону Детинца.

— Да ты еще ничего не знаешь? Княгиня умерла.

— Какая?

— Княгиня Ольга; ее уже похоронили на Щековице у христиан… Князь Святослав уходит на Дунай завоевывать болгарское царство.

— А чего же там шумят? Кто?

— Новгородцы!

— Им-то что надобно.