Александр Лавров - Варяги и Русь

— Требуют себе князя… Прослышали, что Святослав уходит и хотят, чтобы он поставил им своего сына. Да ты куда? Пойдем. Вот будет радость-то! Княжич Владимир как о тебе беспокоился, все спрашивал, не возвратился ли ты, а потом и ждать тебя перестал.

— Я побегу сперва к матери, потом приду.

— К матери? Иди! Она все глаза выплакала по тебе. Иди, иди! Обрадуй ее.

— А Прастен?

— Отец-то твой? Он там, — указал Улеб на Детинец, — он идет вместе с Святославом на Дунай. Не сидеть же ему здесь.

— И я пойду с князем Святославом, — встряхнул головой Зыбата, — буду воевать с болгарами.

Ладно! Вместе, стало быть, пойдем! Спеши же к Предславе, я подожду тебя здесь, а там пойдем в Детинец. Вот друзья-то обрадуются!

Улеб уселся на придорожный камень. Зыбата кинулся со всех ног по чуть заметной тропке. Теперь ему все чаще и чаще стали попадаться окруженные зеленой стеной из деревьев и кустарников хоромы, в которых жили наиболее зажиточные из славянских дружинников князя Святослава.

Везде, где только не появлялся юноша, вслед ему раздавался крик:

— Зыбата вернулся! Жив Зыбата! Вот радость! Где это он пропадал?

Юношу все любили за его добрый нрав и скромность, правдивость и за старание услужить всем, кому только могла быть полезна его услуга.

Еще издали увидал Зыбата свою мать, вышедшую на шум из хором.

— Матушка, родимая! — закричал он, кидаясь к ней с распростертыми объятиями.

— Зыбата, сыночек мой, — плача от радости, сквозь слезы восклицала она. — Ты ли это? Жив, ненаглядный мой.

Сын и мать плакали, но скоро Зыбата вырвался из объятий матери и, отойдя немного в сторону, принял серьезный и важный вид.

— Потом, родимая, вернусь, все расскажу.

— Вернешься? Куда же ты?

— А туда, в Детинец, к дружине.

На лице матери отразилась невыразимая печаль.

— Ох, горе мне, горюшко, — воскликнула она, — опять уйдешь ты… Подожди малость, расскажи мне.

— Нельзя, нельзя! Наговоримся, успеем…

— И туда поспеешь, остался бы!

— Не могу, матушка, Улеб меня ждет.

Но прежде чем уйти, Зыбата кинулся еще раз в объятия матери и, едва вырвавшись из них, опрометью кинулся на дорогу, где ждал его Улеб.

Когда Зыбата вместе с Улебом прибежали на площадь киевского Детинца, там стоял невообразимый крик. Говорили все разом. Никто не слушал другого, не обращая внимания на то, слушал ли его кто-нибудь или нет.

— Да как же это так, — орал длиннобородый детина, — нешто мы не такие же, как и все? Отчего нам князя не дают?

— Нам посадники надоели, не хотим их! — вторил детине его сосед.

— Князя нам подавай, такого, чтобы всем князьям князь был и чтобы вашему Киеву нос утер, — надрывался третий.

— Князя, князя! Князя! — ревели все.

— Это кто же? — спросил Зыбата у Улеба.

— Из Новгорода, — ответил тот, — посланцы.

— Чего ж они так галдят?

— Верно у них уж обычай такой!

— Гляди-ка, как наши-то на них смотрят!

— Еще бы не смотреть, диво да и все!

В самом деле спокойные, флегматичные обитатели Днепра, не привыкшие к такому способу выражения своих чувств и обсуждению важнейших вопросов, смотрели на гостей из Новгорода с заметным удивлением.

На крыльце княжеских хором стоял, облокотившись на перила, Святослав. Он равнодушно прислушивался к этим крикам. Позади него стоял брат его второй жены Милуши — Добрыня, положив свою правую руку на рукоятку меча, а левую на плечо своего улыбавшегося племянника Владимира, что-то шептавшего своим братьям Ярополку и Олегу. По другую сторону Святослава стояли воеводы Сфенкал и Икмор, а за ними Зыбата разглядел и своего отца Прастена.

Все они не говорили ни слова. Да и бесполезно было бы говорить. Новгородские послы, по всей вероятности, не стали бы их слушать — так они были увлечены в это мгновение своим делом.

— Князя нам, князя! — ревели они.

— Новгородцы думают, — насмешливо заметил Улеб, — что они явились на свое вече!

— А разве у них всегда так? — спросил Зыбата.

— Мой дядя бывал на Ильмене, так рассказывал, что о каждом пустяшном деле они так орут на вече, что после хрипят и говорить не могу.

— Чего же они теперь-то хотят?

— А видишь ли, наш князь Святослав, как похоронил княгиню Ольгу, сейчас же собрался на Дунай завоевывать болгарское царство.

— Знаю это, — заметил Зыбата.

— Ну, так вот, он, князь-то наш, оставляет в Киеве вместо себя своего большака княжича Ярополка, а древлянам дает второго своего княжича Олега. Новгородцы прослышали это и разобиделись.

— За что же?

— Да как же! У других князь, а у них нет!

— А Владимир-то?

— Его Святослав с собой на Дунай хотел взять!

— Так новгородцы чего же хотят?

— Да чтобы Владимир был у них князем, вот чего им угодно, а когда явились, так о Владимире и не знали ничего, есть ли он на свете или нет!

— Так как же они этого требуют?

— Слух тут пошел, что воевода Добрыня их надоумил. Вишь, не хочет он, чтобы племянник с отцом на болгар шел. Да и то сказать, обидно… Ярополку да Олегу уделы, а Владимиру ничего.

— Слушай-ка, слушай, — перебил Улеба Зыбата, — чего он?

Новгородские послы приумолкли. Один из них взобрался на ступени княжеского крыльца, кое-как остановил шум и гам и, когда наступило некоторое молчание, торопливо заговорил:

— Почтенное вече, пришли мы сюда от господина Новгорода Великого, чтобы взыскать обиду, на него наложенную. Совсем ведь изобижен господин Великий Новгород, у древлянишек негодных свой князь будет, а у нас кто?

— Верно, справедливо! — загалдели голоса.

— Изобижен господин Великий Новгород куда как люто!

— Князя нам, князя! Не хотим хуже древлян быть!

— Чем мы Киева самого хуже! Эка невидаль Киев!

— Мы дела князя Святослава приняли и к себе пустили, и теперь Киев выше Великого Новгорода становится!

— Князя нам, князя! Знать ничего не хотим! Князя!

Напрасно новгородец, пытавшийся говорить, махал руками, старался перекричать своих товарищей, шум не смолкал. Другой новгородец, тоже пожелавший высказаться, столкнул его со ступенек и сам занял его место.

— Господа вече, послушайте меня, — закричал он, — я сейчас такое вам слово молвлю, что ахнете!

Его услышали. Вечевики на мгновение смолкли.

— Вот что я вам скажу, господа вече, князь Святослав, хоть он и князь, а не дело задумал. Трое у него сыновей, отчего он не дает нам своего третьего? Зачем обделяет? Пусть и у нас князь Рюрикова рода будет. Так ли я говорю?

— Так! — опять загалдели вечевики.

— Молод еще Владимир, — громко крикнул один из Святославовых воевод, — не управиться ему с вами.

— И не нужно! У нас только бы был князь, а управляться мы сами-то стараться будем!

— Князь Святослав, дай нам Владимира твоего во князья, добром дай!