Анита Диамант - День после ночи

Противник или поклонник?

Зора покраснела.

Твое тело возвращается к жизни, и твое сердце тоже.

Чья-то маленькая рука скользнула в ее ладонь, разом утихомирив голоса в Зориной голове.

– Тебе плохо? – спросил Якоб. – Хочешь, я схожу за мамой? Или медсестрой? Мама говорит, нам надо о тебе заботиться, потому что ты болеешь сердцем. Я сказал, пусть врачи дадут тебе лекарство для сердца, а она заплакала. Мама много плачет. А ты никогда не плачешь.

Зора попыталась улыбкой рассеять его беспокойство, из-за которого Якоб больше чем обычно казался сейчас похожим на крошечного старичка. Он был слишком мал для своего возраста, личико по-прежнему худое и изможденное, несмотря на здоровый аппетит. И все равно Зору поражали произошедшие с ним перемены. Куда подевался вялый, тихий ребенок, который приехал в Атлит всего несколько недель назад?

В столовую они возвращались вместе. Якоб бежал вприпрыжку. Идеи били из него фонтаном.

– А ты правда будешь меня учить? – тараторил он. – Так мама говорит. Она говорит, что ты умнее, чем пан Ростенбергер. А я ей сказал, что у тебя изо рта пахнет гораздо лучше, а еще что ты не будешь меня за руку щипать, когда я ошибку делаю. А когда мы начнем, пани Зора? А что мы будем читать? Ту страницу Талмуда, про то, когда утром читать Шма? Пан Ростенбергер с нее всегда начинал. А где твоя книга?

– Талмуда у меня нет, – ответила Зора. – Мы начнем с грамматики. Иврит – он очень насыщенный, понимаешь? Спресованный. Полный тайн.

– Что это значит?

Она попробовала еще раз:

– Он как... как твердый леденец.

Якоб с серьезным видом кивнул:

– Иврит тоже тает, когда жарко, да?

Зора не сразу поняла, что он шутит.

– Очень смешно, – сказала она, хотя больше всего ей хотелось заплакать. С завтрашнего дня кто-то другой станет его учителем, его опекуном.

Зора ласково погладила мальчика по щеке. Теперь она убедилась, что не сошла с ума. Ведь она скорбит о том, что скоро потеряет.

– Прости, что отвлекаю. – Это была Леони. – Зора, ты не могла бы сходить со мной в лазарет? – И старательно выговорила на иврите: – Им нужен переводчик.

– Сейчас подойду, – кивнула Зора.

– А сколько ты языков знаешь? – Якоб снова взял ее за руку, и они вместе зашагали к лазарету.

– Четыре, – подсчитала Зора, приплюсовав те три, которые понимала, но никогда не говорила на них вслух. – Не так уж и много.

– А по-моему, это очень много, – возразил он, тряхнув головой с таким решительным видом, что Зора не удержалась, притянула мальчика к себе и прижала худенькое плечико к своему бедру.

– Ладно, Якоб. А теперь пойди разыщи маму.

На пороге лазарета ее встретил тощий молодой человек в белой куртке. Волонтеры постоянно наведывались в Атлит, поэтому Зору не удивило, что она никогда прежде не видела этого доктора. Но когда он протянул ей руку, всю в мозолях и не очень чистую, она заглянула в его светло-зеленые глаза с подозрением.

– Ты Зора, да? – спросил он. – Меня зовут Ави Шехтер. У нас тут два типа сидят. Лопочут какую«то древнюю тарабарщину й делают вид, что никого не понимают. Мне сказали, что ты спец по польским диалектам. Так вот, мне надо, чтобы ты пошла к ним и выяснила о них все, что только возможно. Они приплыли на прошлой неделе. Мы уже знаем, что они не евреи, но надо еще выяснить, как они сюда попали, что у них на уме, чем занимались во время войны.

Ави Шехтер говорил, как человек, привыкший отдавать приказы, и не дал ей времени ни подумать, ни отказаться. Открыв дверь, он показал на двух коренастых мужиков, по всей видимости братьев, примостившихся на одной койке.

– Я тебя тут подожду.

Зора услышала, как один велел другому держать язык за зубами.

– Принести вам воды? – спросила она, лишь немного споткнувшись на подводных камнях мазурского говора.

На лицах мужиков проступило удивление, а затем подозрение. Старший осведомился:

– Вы из Данцига?

– Нет, но у меня там родственники жили. На улице Мирхера.

– За синагогой, – уточнил он. – Я этот район знаю.

– Вы оттуда?

Он провел ладонью по темной щетине на своем круглом лице и спросил, без тени надежды или злобы:

– Так что, нас теперь обратно или за решетку упрячут?

– Понятия не имею, – пожала плечами Зора.

– Говорил я тебе, что дурацкая затея. – Второй задержанный был еще больше похож на медведя, чем его брат. Он повернулся к Зоре и произнес умоляющим тоном: – Скажите им, мы никому зла не сделали. Даже в полицию никого не сдали. И воевать не пошли. Испугались мы. Мы в Данию сбежали. Там войну и пересидели.

– Зачем же вы сюда приехали? – спросила она.

– В Данциге работы нет. Когда война кончилась, я потолковал с парнями из Моссад. Они сказали, им тут позарез монтажники нужны. В порту. А мы ж монтажники. Документы есть. Ну я и подумал...

– А откуда у вас еврейские документы?

Прозвучало это немного резко, и старший тут же сказал младшему:

– Чего зря языком молоть. Все равно никто не верит.

– Я не смогу помочь вам, если вы не будете со мной разговаривать, – предупредила Зора, но оба только покачали головой и отвернулись.

Поджидавший ее на улице человек уже успел сменить белую куртку на потертый кожаный пиджак.

– Ну, что выяснила?

– Не так уж и много. Они из Данцига. Говорят, что были монтажниками, во время войны сбежали в Данию. Больше ничего сообщить не могут. Не гиганты мысли, прямо скажем. По-моему, они сами не знают, что они здесь делают. Куда их теперь?

– Будь моя воля, я бы отвез их к границе, показал, где север, и скатертью дорога, – сказал он. – Может, ишув захочет их на корабль посадить. Ну а вообще-то, не мое это дело.

– А каким образом эти парни очутились в клинике? Они ведь здоровы. Если уж вы собираете там всех христиан, почему не отвели туда русскую девицу из барака А, которая радостно сообщает каждому встречному-поперечному, что она не еврейка?

– И еще одну из твоего барака, – добавил он.

– Ты это о ком?

– Об этой немецкой твари, разумеется. Просто уму непостижимо. Военная преступница на земле Эрец-Исраэль. И ты что же, ничего не знала?

Зора попыталась разыграть изумление вместо облегчения, – похоже, ему ничего не известно об Эсфири.

– Что ж, не такая ты, значит, умная, как Хаим тебя расписывал.

– Какой Хаим?

– Хаим Майер. Ты что, не видишь, как мы похожи? Глянь-ка, – предложил он, поворачиваясь к ней в профиль. – Все думают, что мы родные братья, а не двоюродные. – Достав из кармана полупустую пачку сигарет, Ави помахал ею у Зоры перед носом: – Вот. Это он тебе послал. Ничего, что я взял немножко? Что передать-то, если его увижу?

– Передай... – запнулась Зора, пытаясь придумать что-нибудь остроумное, – передай ему... спасибо за сигареты.

– Очень романтично. Скажу-ка я, что ты его любишь и мечтаешь снова увидеть.