Анита Диамант - День после ночи

– Бежать придется в кромешной темноте. С багажом слишком опасно.

Когда Шендл увидела, что никто не обращает внимания на приказ, она кинулась вырывать из рук арестанток их скудные пожитки, пока одна женщина, крепко прижав к груди фотоальбом, не сказала:

– Если мне нельзя взять с собой мою семью, я остаюсь здесь.

– Прости, – сказала Шендл и кинулась к своей койке – за рюкзачком с фотографиями.

Кутерьма, связанная со сборами, резко прекратилась, когда где-то совсем рядом раздался громкий пронзительный вопль.

Все замерли. Но тревога не поднялась, не застучали ботинки, не зазвучали команды на английском языке. В бараке тихо заплакала какая-то девушка, но на нее тут же зашикали изо всех углов и быстро уняли.

Шендл едва дышала. Четыре бесконечно долгие минуты она не сводила глаз с часов на запястье – пока не отворилась дверь.

В дверном проеме появился силуэт человека с оружием за плечами.

– Торопитесь, дети мои, – произнес знакомый голос Гольдберга на идише. – Идемте, мои малышки.

Шендл первой вышла на улицу, за ней Зора, Эсфирь и Якоб. Леони остановилась было возле Лотты, но Теди положила руку ей на плечо и мягко подтолкнула к двери.

Женщины увидели, что их окружили пальмахцы в темной одежде и черных шапочках. Они были вооружены. Фигуры, едва угадывающиеся в темноте, жестами показывали, куда следовать – к дальнему концу лагеря. Женский барак был первым от ворот, а это означало, что бежать придется дольше всех.

Бойцы, избегая тусклых фонарей, зигзагом передвигались от одной тени к другой, огибая бараки, уборные и сараи. Зора увидела, как четверо пальмахцев тащат через плац в обратном направлении двух здоровенных поляков, с которыми она накануне разговаривала в клинике. У поляков были связаны руки, а рты заткнуты кляпами. Она обернулась, чтобы посмотреть, как их с черного хода заталкивают в санпропускник, но тут кто-то схватил ее за руку и втащил в тень у двери столовой. Там уже стояли Эсфирь с Якобом и девушки из их барака. Распластавшись вдоль стены, они прислушались. В отдалении застучали чьи-то шаги, но вскоре затихли.

Зора начала волноваться. Их группу, конечно, выведут в последнюю очередь. А может, о них вообще забыли? Или принесут в жертву англичанам, чтобы остальные смогли уйти. Якобу пришлось дернуть ее за рукав раза три, не меньше, прежде чем она обратила на него внимание. Он указал на исписанную дощатую стену, где среди имен и дат было выцарапано имя его матери: «Эсфирь». Зора погладила мальчика по голове. «С ним все будет хорошо, – подумала она. – Что бы ни случилось сегодня ночью, с ним все будет хорошо».

Минуту спустя из-за угла выглянул человек и все снова пришли в движение. Они гуськом пробрались к узкой дыре в заборе. Зора подумала, что женщины движутся удивительно быстро, учитывая, сколько детей и чемоданов они волокли с собой. Она пролезла за Эсфирью через неровное отверстие, оцарапав руки о колючую проволоку, когда раздвигала ее, чтобы Эсфирь не зацепилась своей шубой.

Проход, разделявший мужские и женские бараки, образовывали ряды проволоки, расположенные, по меньшей мере, на расстоянии двадцати футов друг от друга. Но Зоре показалось, что проволока смыкается вокруг нее. Она остановилась в замешательстве, глядя, как остальные несутся к северному забору, наклонившись вперед, точно бегуны-спринтеры. Горели не все прожекторы, поэтому люди, вбегая в тень, словно таяли в воздухе.

Скорее, скорее, за ними, лишь бы очутиться по ту сторону забора – а там будь что будет. Зора рванулась, обогнав Якоба и Эсфирь, лавируя между котомками и чемоданами, задевая винтовки пальмахцев. Она никогда не думала, что способна развить такую скорость. Скорее! Скорее!

Наконец, впереди в заборе открылась брешь – настолько широкая, что в нее мог бы проехать грузовик. Зора не замедлила бега, даже оказавшись на свободе. Она наслаждалась движением и свежим ночным ветром. Она летела вперед, не обращая внимания на хриплый шепот сзади: «Стой, стой!»

Зора мчалась бы так до самого рассвета, но мысль об Эсфирь и Якобе заставила ее остановиться. Они с ума сойдут, если она исчезнет. И Зора кинулась обратно. Эсфирь, всхлипывая, приникла к ней. Якоб уткнулся в живот.

Увидев Зору, Шендл поняла, что все подопечные благополучно выбрались и ее обязанности на этом закончены. Однако она продолжала следить за ситуацией, словно все еще была старшей по бараку. Стоя в темноте посреди холодного поля, она насчитала восемьдесят беглецов, из них – двадцать женщин с детьми. И еще не меньше семидесяти человек из Пальмаха. Они курили и вполголоса переговаривались.

Откуда-то с востока донеслось слабое урчание мотора. Люди нестройной колонной двинулись к дороге, а человек десять зашагали в другую сторону, на север. «Надеюсь, они знают, что делают», – подумала Шендл. Никто ей даже не намекнул, куда поведут остальных.

Рядом нетерпеливо переминалась Теди. Все ее мышцы напряглись, словно перед забегом на коньках вниз по замерзшему каналу. Нагнувшись и схватив себя за бедра в ожидании выстрела из стартового пистолета, Теди начала раскачиваться из стороны в сторону, все быстрее и быстрее, шепча знакомые слова: «На старт, внимание, марш, на старт, внимание, марш...»

Шендл посмотрела на качающуюся Теди, на дрожащую от холода Леони и подошла к одному из пальмахцев:

– Почему стоим?

Крепко сбитый человек смерил ее суровым взглядом и приложил палец к губам, но другой боец прошептал ей на ухо:

– Один из наших в лагере. Проверяет, все ли в порядке. Ждем его.

Шендл кивнула и вернулась к подругам, которые смотрели на горы, где уже мерцал сигнальный костер. Далеко ли до него? Туда ли их поведут? Да и не сигнал ли это британцам? «Если мы в ближайшее время не тронемся в путь, я ухожу, и черт с остальными», – подумала Шендл, когда ее рука в очередной раз машинально взметнулась к плечу в поисках ремня давно потерянного оружия.

– Смотрите, – прошептал кто-то.

Все как по команде обернулись, когда из проема в заборе выскочил человек. Пальмахцы немедленно взвалили на плечи ранцы и оружие, рассредоточились среди беглецов и повели всех на восток, к дороге и горам.

Теди догнала одного из бойцов.

– Куда теперь?

– В кибуц Ягур. На дороге нас должны ждать грузовики.

Это был тяжелый, изнурительный поход через поля – недавно вспаханные и на удивление мокрые. Дети застревали в бороздах. Взрослые с тяжелой поклажей теряли равновесие и падали на колени.

У Леони постоянно слетали туфли. Одну засосало в грязь, и Леони, присев, стала шарить вокруг. Кто-то из пальмахцев схватил ее за руку.

– Моя туфля... – попыталась объяснить Леони, но ее рывком поставили на ноги, и пришлось ковылять следом. Потом слетела вторая, а носки промокли и отяжелели. Леони сняла их и пошла босиком.