Бернар Клавель - Свет озера

Каменотес пришел скорее сержанта. Обменявшись с Бизонтеном ритуальным для подмастерьев рукопожатием, он тут же начал рассказывать приезжим, почему они держат стражу вокруг кузниц и мельниц Лямуйа, построенных в этом ущелье у Мореза.

— Чтобы вы знали, в марте месяце сюда явился Нассау с французскими солдатами. Остановился он в Планш. Мы об этом прознали. Вот и попытались возвести укрепления, да опоздали с этим делом. Он взгрел мушкетеров из Франш-Конте, которые стояли здесь, чтобы нас защищать, и те, как крысы, разбежались при первом же выстреле. Только один небольшой форт упорно защищался, но немцы и шведы проследовали вдоль границы кантона Во и напали на нас с тыла, пройдя по дороге на Русс и той тропе, по которой вы сейчас проехали. В Бельфонтене они все разграбили и сожгли. А здесь они убили человек сто просто так, развлечения ради. И с собой увели сотню пленных, четыреста голов рогатого скота и полста лошадей. Теперь вы понимаете, что, ежели они вернутся, нам придется защищаться. — Он замолчал, огляделся вокруг и добавил: — Если вы хотите здесь поселиться, чего-чего, а свободных домов у нас хватает. И работа всем найдется в кузницах и у Мартине.

Все беженцы уже испытали на себе подобные ужасы, но они жадно слушали каменотеса, не пропустив ни слова из его рассказа. Был он примерно одних лет с Бизонтеном, только пониже ростом и пошире в плечах, и лапищи у него были огромные. Бизонтен ответил за всех:

— Мы уехали, чтобы добраться до кантона Во, потому что нашему Франш-Конте конец пришел. Да и война еще не кончилась. Но если кто захочет здесь остаться, что ж, он свободен.

Он обвел глазами своих людей, подождал, давая каждому время принять решение, потом спросил:

— Кто хочет остаться здесь?

Не поднялась ни одна рука. Повернувшись к своему дружку каменотесу, Бизонтен заключил:

— Вот видишь, старина, если ты вообразил, что уже нашел парней бить твой булыжник, тут дело пропащее, придется тебе самому кувалдой действовать.

Он захохотал. И все остальные тоже. А потом их развеселил каменотес, заявивший:

— Проклятущий Бизонтен, ни чума, ни французы не сумели вытряхнуть из твоей глотки зеленого дятла, все долбит свое, народ развлекает.

Опять раздался хохот, славный добрый хохот, после этого страшного дня было так приятно видеть веселые лица, слышать дружеский голос, предлагавший им кров. Но нужно было еще решить, как поступить с Бобилло. Каменотес уверял, что здесь живет лекарь мушкетеров, он и будет лечить Бобилло, и Бизонтен поблагодарил своего друга, ибо калека, как он понимал, уже никогда не подымется и станет только обузой, тяжесть которой будет все увеличиваться.

После осмотра лекарь не обнаружил у приезжих никаких признаков заразы. Он, этот лекарь, перенесший осаду Доля и эпидемию чумы, не утратил еще способности сочувствовать чужой беде. Он предложил оставить здесь раненого и пообещал выхаживать его.

Бизонтен пошел в последний раз взглянуть на Бобилло, и сердце у него упало, когда на глаза ему попался сапожный инструмент, который никогда уже не возьмет в руки этот бедняга. Он обратился к своему другу каменотесу:

— Сам-то Бобилло не был подмастерьем, но дерево он чувствовал и к тому же был славный малый. Рассчитываю на тебя — пусть за ним хорошо ухаживают, хотя нет у меня надежды, что ему когда-нибудь сгодится шило.

Он обнял жену сапожника, расцеловал обоих его ребятишек. Жена Бобилло, никогда прежде не покидавшая родной деревни, смотрела на все окружавшее ее здесь растерянными глазами, где затаился звериный страх. А тут еще как нарочно в этот закатный час снова налетел ветер, согнал в долину туман, и несчастной женщине мерещилось, будто ее поселили в какой-то глубокой расщелине и земля в любую минуту может сомкнуться у нее над головой. Семейство Бертье потолковало промеж себя, не стоит ли им тоже остаться здесь, но их по-прежнему терзал страх перед солдатами Ришелье. Да к тому же Бертье всю свою жизнь трудился на земле, а здесь пахотной земли было мало, так что трудно было надеяться, что он сумеет прокормить семью. Они проводили семью Бобилло к лекарю, и на обратном пути Бизонтен заметил во взгляде Бертье нескрываемое облегчение.

Беглецам отвели огромное помещение, каменное, красивое. Поместили их в просторной комнате, где можно было растопить камин с лепниной, и колпак над ним был приделан так высоко, что Бизонтен с трудом доставал до его края кончиками пальцев.

— Да, черт побери, — проговорил он, — вот уж никогда в жизни не спали мы под такой прочной и высокой крышей и совсем еще новенькой к тому же!

И тут, оглядев своих спутников, он заметил, что те, широко открыв глаза, любуются окружающей их роскошью, и подумал, что, кроме Ортанс и Бенуат, никто ни разу даже не перешагнул порога такого прекрасного жилища. И они с восхищением, но не без страха любовались потолком, где изображена была целая толпа пляшущих фигур, окрашенных в солнечные тона.

«Н-да, выходит, что владельцы кузниц побогаче плотников», — подумал Бизонтен.

Разожгли огонь, пересушили всю одежду, сварили в котле ржаную похлебку и зажарили большой кусок конины.

К ним заглянул каменотес и привел с собой людей из Ламуйа и одного из Понтисальена, этот уже несколько раз переходил границу. Для начала он предложил свои услуги — самому перевести беженцев через границу, потребовав за это непомерно большую сумму, но к концу сделки согласился дать им нужный совет за четыре ломтя конины и полбутылки водки. Каменотес обозвал его ворюгой, но проводник, видно, так изголодался, что с улыбкой выслушал все эти попреки. Вокруг него образовался кружок, каждому хотелось послушать его объяснения: по теперешней погоде, заявил он, есть только один подходящий путь — через перевал Живрин.

— И еще скажу, — продолжал он, — ваше счастье, что вы полозья нацепили, без них вам бы в жизни там не пройти.

— Через границу? — спросил Бизонтен.

— Если оружия у вас нет и больных вы не везете — пропустят. Но слушайте меня внимательно, если вас кто спросит о Буа-д’Амон и Нуарлеоне, отвечайте, что вы оттуда ни одного человека не знаете. Так-то оно будет надежнее.

Бизонтен спросил, по каким таким причинам им нужно молчать, а все прочие рассмеялись. Каменотес разрешил их недоумение:

— Вот уж восемьдесят лет, как эта заварушка тянется. Настоящая война идет между жителями кантона Во и Буа-д’Амон. Они угоняют друг у друга скотину, пастухов убивают. В тысяча шестьсот тридцать девятом году люди из округа Нион, человек с полсотни, а то и побольше, явились в самый разгар июня в долину Ланд, где шел сенокос. Даже флейтистов и барабанщиков с собой прихватили. Сожгли к чертовой матери семнадцать домов да еще человек двадцать в плен забрали.