Дмитрий Петров - Юг в огне

Наконец наседка забежала под сарай, уселась в Гнездо и, не переставая кудахтать, гостеприимно и широко, как бурку, распахнула крылья. Птенцы с писком покорно юркнули под теплые материнские крылья. Но один цыпленок отстал от наседки. Отчаянно попискивая, он тщетно метался в поисках исчезнувшей матери и, не найдя ее, захлестнутый дождем, слабо трепыхая крылышками, присел у кочки.

— Матерь божья! — всплеснула руками Анна Андреевна. — Цыпленок-то!

И, повязав крепче платок, она решительно ринулась на помощь злополучному птенцу.

— Куда тебя нелегкая понесла? — проворчал Василий Петрович.

Анна Андреевна, бережно подхватив цыпленка, отнесла его к наседке и сунула ей под крыло.

— Божья тварь, — прошептала она. — Жалко…

Дождь шумел, лил потоками. Семья Ермаковых в дверях сеней с радостным любопытством наблюдала за ливнем:

— Боже ты мой, благодать-то какая! — с восторженным изумлением глядя на разразившуюся стихию, шептал Захар.

Василий Петрович внимательно посмотрел на сына. В глазах Захара блестели слезы. Старик покачал головой.

— Немножко запозднился дождичек-то, — сказала Лукерья. — Пораньше б…

— Ничего, — проговорил Василий Петрович. — И этот дождь кстати, на пользу пойдет… Особливо для огородов.

Анна Андреевна, успевшая уже переодеться в сухое, вышла из хаты.

— Что ж, отец, — взглянула она на Василия Петровича, — будем вечерять, что ли?

— Можно и повечерять, — согласился старик. — Пойдемте.

Все вошли в хату, вымыли руки, помолившись богу, чинно расселись за столом. Все делалось без лишней суеты, молча, спокойно. Сам хозяин садился за стол последним. Он, по обыкновению, долго и набожно молился перед иконами, шепча молитвы, крестясь и низко кланяясь.

Василий Петрович с детства был религиозным. Он считал необходимейшим условием своей жизни соблюдать все церковные и домашние обряды; в таком же духе воспитывал и свою семью. Василий Петрович верил в существование божественных сил, в загробную жизнь, страшно боялся попасть в ад, а поэтому старался жить праведной жизнью, меньше грешить, соблюдал посты, не сквернословил, даже не курил. Единственной слабостью его было — иногда любил выпить. Но это он не считал за большой грех.

— Сам Иисус Христос в Кане Галилейской пил вино, — оправдывал он свою слабость.

…Бурная ночь спустилась над станицей. Старая верба у ворот, раскачиваемая порывами ветра, жалобно стонала, скрипела. Потоки воды хлестали в окна. Семья Ермаковых молча сидела за столом, ужинала. Маленькая пятилинейная лампа, свисавшая с потолка, тускло освещала сосредоточенные лица.

В хату вошла Лукерья, вся вымокшая, посиневшая от холода. С нее ручьями стекала вода.

— Мамаша, — сказала она, передавая свекрови ведро только что надоенного парного молока. — Возьмите вот, процедите, а я пойду в чуланчик переоденусь…

Пока семья готовилась ко сну, Василий Петрович ушел в горницу и, опустившись на колени, стал молиться, глядя на образа, перед которыми горела лампада.

— Батя, не помешаю вам? — сказал Захар, осторожно войдя в горницу.

Василий Петрович не ответил, продолжая молиться (не любил он, когда его прерывали на молитве). Захар покорно затих у двери. Дочитав молитву, старик, не поднимаясь с колен, повернул голову к сыну:

— Ну, что?

— Кто-то стучится в дверь, вас спрашивает, — сказал Захар. — Я побоялся открывать. Зараз такое время, еще прибьют…

— Меня спрашивают? — изумленно протянул старик и живо поднялся с пола. — Ну-ка, пойдем. Возьми на всякий случай что-нибудь в руки… шашку, что ли…

В сопровождении вооружившегося шашкой Захара Василий Петрович вышел в сени.

— Кто там? — крикнул он строго.

— Открывай, хозяин, — послышался из-за двери тихий голос. — Вымок весь… Мне надобно Василия Петровича.

— Ну, я — Василий Петрович. А что тебе?

— Открой, хозяин. Чего боишься? Ведь я один.

— А все же, чего Тебе надо-то от меня, а?

— Вот открой, тогда и скажу, — а потом, снижая голос почти до шепота, добавил: — От сынка твоего, полковника Ермакова Константина Васильевича, вестку принес… Открой!

«Ого! — радостно подумал Василий Петрович, — уже полковник. Надысь видал его войсковым старшиной, а ныне уже полковник».

— Зараз открою, — весело сказал он и откинул у двери засов.

Сверкнувшая молния осветила намокшую фигуру на крыльце, закутанную в брезентовый плащ.

— Входи! — коротко сказал старик.

Человек в плаще перешагнул порог, вошел в сени и сбросил с себя плащ.

Василий Петрович повел его в горницу, зажег светильник, закрыл плотно дверь на кухню и оглянул незнакомца.

Это был небольшого роста, лет тридцати, смуглолицый коренастый казак. На нем была надета защитная суконная гимнастерка с погонами приказного [6] П р и к а з н ы й — ефрейтор. . Широкие синие с красными лампасами брюки были вобраны в добротные, сильно выпачканные в грязь сапоги.

— Садись! — указал старик на стул.

— Спасибочка, — кивнул казак, причесываясь перед кривым зеркальцем, висевшим на стене. — Промок. Ну и погодка разыгралась… Может, конешное дело, и на урожай… Вам, старым людям, виднее…

— Должон быть урожай, — коротко сказал Василий Петрович. — Ну, сказывай, за чем хорошим пожаловал ко мне?

Казак сел на стул и вынул из бокового кармана гимнастерки конверт.

— Вот, сынок письмо тебе пишет, почитай.

Василий Петрович надел очки и, придвинув светильник, разорвал конверт, развернул письмо.

Константин просил отца связать посланного им казака Котова с Максимом Свиридовым, и только.

— За каким лядом тебе понадобился Свиридов? — строго посмотрел старик на казака.

— Надобно, хозяин, — уклонился от ответа казак.

— Нет, ты уж брось, не вывернешься, — сказал Василий Петрович. — Если уж сын доверил мне тайну, как связать тебя с Максимом, так, стало быть, ты и должон мне сказать, за каким таким делом Свиридов тебе понадобился… Говори.

— Не могу, отец, — отказался казак.

— Не можешь? — переспросил Василий Петрович. — Ну и иди тогда к лешему. Не позову Свиридова…

— Да как же так? — взмолился казак. — Да ежели я не повидаю Свиридова, так меня ж полковник могет за невыполнение приказа наказать. Нет, ты уж, папаша, будь добрый, позови его…

— Ежели скажешь зачем — позову. Не скажешь — не позову.

Вспотевший казак, видя упрямство старика, вынужден был кое-что сказать ему. Из его слов Василий Петрович понял, что Константин с полком находится сейчас недалеко от станицы. Не ныне-завтра он предполагает произвести налет на нее и захватить врасплох красных, находящихся в станице.

— А при чем же тут Свиридов? — спросил старик. — Ведь он же председатель ревкома у большевиков.

Казак снисходительно усмехнулся.