Дмитрий Петров - Перед лицом Родины

— И что же дальше? — спросил заинтересованный рассказом старухи Аристарх Федорович.

— А дальше, что ж, — продолжала старуха. — Я, грешным делом, извините меня старуху только ради бога, нехорошо тогда подумала о Надежде Васильевне… Дюже нехорошо. Думаю, что не полюбовник ли это ее был?.. Да только, конешно, зря я тогда о ней так подумала. Никогда не могу ничего плохого сказать о ней… Порядочная она женщина… Да так потом я об этом случае и забыла… Забыть-то забыла, да ден пять тому назад мне об этом напомнили…

— Кто же вам напомнил?

— Ой, страшные люди мне напомнили, — зажмурившись, закачала головой старуха. — Страшные… Приехали они за мной на машине, повезли… Думала, ну, все, жизни моей конец. Привезли в какой-то огромадный дом каменный… Не знаю и не ведаю, где это… Привели к какому-то плюгавенькому… Злющий-презлющий… Матерно ругается… Ногами стучит, кулаками по столу бьет… Я перед ним как осиновый лист дрожала… Как уж меня ни обругивал… И такая-то ты и рассякая… Сгною, говорит, тебя в казематке…

— Что ж он к вам придирался?

— А вот, говорит, рассказывай, как приходил к вам белогвардейский генерал, брат Надежды Васильевны… Я сразу же подумала, что это он намекает на того горбоносого в шляпе, что повстречала на лестнице… Говорю, что я такого и в жисть никогда не видела и не знавала… Что, мол, окромя ее родного брата Прохора Василича, никаких других братьев не знаю… Прохор, мол, Василич, когда приезжает в Москву, завсегда у нас останавливается. А он на меня: ты, говорит, дурака не валяй, старая дура, я тебя о белогвардейском брате спрашиваю. Так бился, бился он со мной, да так ничего не добился… А я почему знаю, кто это горбоносый-то, брат он или не брат…

— А может быть, надо бы сказать про этого горбоносого? — заметил профессор.

— Как же я про него скажу? — развела руками старуха. — Тут ведь и в ошибку легко впасть… Может, он из другой какой квартиры вышел… Ведь этоя так догадку подала, что у нас, мол, горбоносый был… А доподлинно я этого сказать никак не могу… Так вот, Аристарх Федорович, я вам обо всем этом так это рассказала, чтобы на случай чего знали… Правда, плюгавенький этот строго-настрого наказывал мне, чтобы я никому ни словечка не говорила о том, что он вытребовал меня к себе… Но разве ж я утерплю, чтоб вам не поведать об этом… Только уж вы никому не говорите про это, Аристарх Федорович…

После ареста Виктора на Марину, как на бедного Макара шишки, посыпались все беды.

Так оно уже бывает: не страшна одна беда, а страшно, когда их много.

Началось с того, что издательство «Товарищество писателей» подало на нее в суд на взыскание аванса, который до ареста получил Виктор по договору за издание двух книг — первой и второй — романа «Казачья новь», хотя рукопись и была представлена в издательство.

Марина написала в суд заявление о том, что она никакого отношения ни к издательству, ни к договору, ни, тем более, к рукописи не имеет. Она просила суд обратиться с иском к ответчику, находившемуся в тюрьме. Но суд не принял во внимание ее заявление и присудил с нее в пользу издательства пятнадцать тысяч. И так как Марина таких денег не имела, то все ее имущество подверглось распродаже с аукционного торга.

После торгов квартира сразу же опустела. Остатки мебели Марина переставила в спальню и перебралась жить с детьми в нее. А две пустые комнаты для ее оказались излишними.

Да, собственно, пустовали они совсем недолго. В них вселился жить с семьей работник военной прокуратуры Баранов. Человеком он оказался неплохим, относился к Марине сочувственно. Но жена Баранова была настоящая мегера. Она не только не давала покойной жизни Марине, но и умудрилась ее дважды обокрасть, забрав все, что оставалось еще у нее от распродажи с аукционного торга…

Деньги, которые у Марины оставались после ареста мужа, подходили к концу. Продать было нечего, все растащили да распродали с аукциона. Ольгуня и Андрей донашивали тряпье.

Все чаще и чаще задумывалась Марина, что делать? Как прокормить детей, как их одеть и обуть?..

Как-то Марина, идя по Буденновскому проспекту, еще издали увидела Смокова, шедшего ей навстречу. Она хотела было свернуть в сторону, чтобы избежать встречи с ним, а потом подумала, что идет-то все-таки друг ее мужа. Может быть, он-то и поможет ей где-либо устроиться на работу. И она пошла навстречу ему.

Она видела, как Смоков, покуривая, легкой походкой шел ей навстречу, а потом вдруг он остановился, пристально всмотрелся в нее и, видимо, узнав, шарахнулся в ворота какого-то дома. Проходя ворота, Марина глянула на подворотню и чуть не расхохоталась: из подворотник виднелись ноги Смокова. Он терпеливо ждал, когда она пройдет мимо.

— И Витя считал его еще своим другом, — с презрением сказала она вслух для того, чтобы Смоков услышал. — Если б он только знал об этом.

Измученная, истерзанная бесполезным хождением в поисках работы, приходила домой Марина. Но дома она не находила успокоения.

Приходя из школы или с улицы, дети ныли:

— Мама, нас дразнят, что мы враги народа.

— Мамочка, кушать хочется… Дай что-нибудь поесть…

Большое мужество требовалось молодой женщине, чтобы все это пережить.

Но Марина была стойкая женщина, она верила в людей. Изо дня в день с утра до вечера она ходила по городу, искала работу. Теперь она согласилась бы работать уборщицей, курьером, сторожем, кем угодно, лишь бы иметь заработок на кусок хлеба. Но везде и всюду она слышала одно и то же: работы нет!

Сколько Марина ни допытывалась, она ничего не могла узнать о судьбе своего мужа. Никто ей не говорил правду, где он находится и что с ним она не знала.

Как-то к соседу по квартире Баранову зашел в гости его сослуживец, прокурор. Баранов и этот прокурор что-то делали на кухне, открывали бутылки, консервы. Марине тоже понадобилось зачем-то выйти на кухню. Возвращаясь в свою комнату, она услышала, как гость спросил у Баранова:

— Кто это?

— Жена арестованного писателя Волкова.

— А-а, — протянул гость и нарочито громко, чтоб его слышала Марина, сказал: — Это того Волкова, что пошел на удобрение?..

Марина похолодела и, войдя к себе в комнату, разрыдалась…

Марина потеряла всякую надежду найти работу. Она перебивалась кое-как — то помогали сердобольные соседи, то шила кому-нибудь разные мелочи.

Однажды у Андрюши разболелись глаза. Врач послал его на исследование в больницу. Записывая мальчика в регистратуре на прием, Марина Случайно услышала разговор между двумя сотрудницами, сидевшими за столом, о том, что в больницу требуется статистик.

У нее учащенно забилось сердце.

— Извините, пожалуйста. Вы вот сейчас сказали, что в больницу как будто требуется статистик?