Борис Тумасов - Русь залесская

«Экий пёс, - подумал Лука о старом воине, - знал князь, кому поручить меня… Как весть подать великому князю?»

На бугре чернеет княжеский шатёр, рядом с ним неподвижная фигура дозорного. Неподалёку от Луки фыркают стреноженные кони.

Лука перевёл взгляд на погасший костёр. Волчьими глазами сверкают тлеющие головешки.

Прямо перед Лукой поле, за спиной лес. Иногда лес сонно вздыхает. Сон сморил дружину. Лука закрыл глаза, снова задумался. На мысль пришёл Данилка, а рядом с ним всплыло лицо Василиски. Глаза у неё голубые, под длинными ресницами, а на щеках ямочки. Люба она ему, но Лука и сам себе боится признаться в этом, ведь она жена друга.

Луке почудилось за спиной чьё-то сопение. Он повернул голову, но в темноте ничего не разобрал. Может, зверь?

- Не спишь, монах? - прошептал незнакомый сиплый голос. - Дай-кась ремни перережу.

К рукам прикоснулось холодное железо, и Лука свободно повёл плечами.

- Кто ты? - чуть слышно спросил он.

Сиплый голос ответил:

- Лесовик я. Серёгой зовут меня.

- Дай нож, Серёга, бо у меня и ноги связаны. Да тихо, рядом спят.

Лука быстро перерезал ремни. Серёга шепнул:

- А теперь в лес. В лесу не сыщут.

Лука крадучись двинулся вслед за Серёгой. Тот идёт бесшумно.

В лесу совсем темно. Серёга иногда проронит:

- Не отстал, монах? - и снова молчит.

Наконец они вышли на небольшую поляну. Серёга присел.

- Слышь, монах, а може, я тя напрасно вызволил? Може, тебе поделом руки и ноги спутали?

- Нет, Серёга, не напрасно. Ехал я из Орды. Важную весть вёз великому князю московскому, а князь тверской велел связать меня.

- Вот оно что! - разочарованно протянул Серёга. - А я-то вызволял тя, думал, товарищем будешь…

- Ин нет. Путь мне, Серёга, на Москву. И как можно скорей. Да вот опешили меня. Мне бы коня. Без коня мне нельзя.

- Ишь чего задумал! А важна, говоришь, та весть?

- Очень важна, Серёга, не токмо для князя, но и для всех нас, для Русской земли…

- Ну, коли так, - Серёга поднялся, - будет тебе конь. Мы те в болярской вотчине его раздобудем. Скачи к своему князю.

Подошло к концу жаркое лето. По утрам выпадают холодные росы, стали прохладными вечера. Привял лист на берёзе, чище светят ночами звёзды. Москва ещё строится, и на улицах слоем лежат пересыпанные мелкими опилками кора и щепки…

Сумерками возвращался Данилка домой. Он идёт не торопясь, засунув большие пальцы рук за пояс. На нём нет ни кольчужной рубахи, ни шлема. Дышать легко, свободно.

Полюбил Данилка Москву, а особенно теперь, после пожара, когда столько сделано своими руками. Ему по сердцу нынешний дубовый Кремль. Он крепче и больше прежнего. Нравятся и новые усадьбы горожан. Вот и свой дом, вместо сгоревшего, Данилка сделал просторнее, светлее. Вместе с Василиской радуется тому, что скоро в нём появится ещё один жилец, маленький человечек… А как хочется Данилке, чтоб это был сын!…

Он подошёл к дому. В оконце брезжит свет лучины. Данилка знает, что Василиска поджидает его. Он миновал пристроенную к дому конюшню. За бревенчатой стеной фыркал и перебирал копытами конь.

- Что землю топчешь? - отозвался Данилка.

Заслышав голос хозяина, конь призывно заржал. Данилка поднялся на крыльцо, миновал тёмные сени. Дверь в горницу подалась бесшумно. В горнице полумрак. Тускло горит в подставке берёзовая лучина, поблескивают на стене доспехи, в углу, на полке, примостились глиняные миски, горшки.

Василиска стояла спиной к двери. Она повернулась к Данилке, улыбнулась. Он положил ей руки на плечи, ласково промолвил:

- Лада моя.

Она заторопилась накрывать на стол, налила в миску щей, нарезала хлеб. Данилка снял саблю, повесил на колок. В сенях раздался топот, и в горницу заглянул Лука.

- Лука! - обрадовался Данилка. - Блудный ты человек, наконец-то воротился!

Лука вошёл в горницу, подсел к столу. Василиска подала вторую ложку, стала у печки.

- Сказывай, где пропадал?

- Ох, Данилка, всего не перескажешь. Довелось мне и в монашью одежду рядиться, и в полоне у князя Александра побывать, и с лесовиками знакомство свести. Да нынче снова, чует моё сердце, не миновать нам с тобой вскорости в Орду ехать.

Василиска ахнула, побледнела. Данилка спросил:

- Почему думаешь? Либо весть какую привёз?

Лука кивнул. Данилка насупился.

- Ну, давай есть, а то щи остынут.

Они ели молча. Лука украдкой поглядывал на печальную Василиску. Она стояла, сложив руки на груди, на длинных ресницах дрожали слезинки.

У Луки сжалось сердце. Он опустил голову, доел быстро, поднялся.

- Ну, я пойду, устал с дороги.

- Оставайся ночевать, - предложила Василиска, - всё одно бобылюешь.

- Женить бы тя надобно, Лука, - промолвил Данилка.

Лука усмехнулся.

- Нет уж, верно, не женюсь, бо нет по душе невесты.

Едва за ним закрылась дверь, как Василиска дала волю слезам. Данилка погладил её.

- Чего ты? Или впервой мне?

«Кто найдёт тропинку к сердцу Кутлуг-Темира, тот придёт к сердцу хана», - говорили в Орде.

Затерялась та тропинка, и не каждому её сыскать. Но Иван Данилович не раз хаживал ею. Золото и драгоценные камни светили ему в пути. Устилал великий князь московский ту тропинку лестью и голубыми песцами, и за то своим был Калита у Кутлуг-Темира.

Вот и на сей раз, приехав в Орду, Иван Данилович явился с подарками к ханскому любимцу.

Кутлуг-Темир напоминает Калите барса: походка у него мягкая, крадущаяся, голос сладкий, мурлыкающий, а зубы острые, того и гляди, вопьются в горло.

Обложившись подушками, он сидит на ковре. Перед ним блюдо с нашпигованными чесноком кусками баранины, пиала с каймаком. Подсучив рукава шёлкового халата, Кутлуг-Темир взял шампур с дымящимся мясом, насмешливо проронил:

- Ешь, конязь, урусы говорят: «Во чреве полно, голове спокойно».

Он хрипло рассмеялся. Сидевший напротив Калита с улыбкой ответил:

- А ещё у нас на Руси глаголют: «Не во чреве ум, а в голове». Тем и велик ты, нойон Кутлуг-Темир. Твоя слава подобна славе осударя хана Узбека.

Кутлуг-Темир оборвал смех, впился глазами-щёлками в русского князя.

Калита выдержал взгляд. Бескровные губы Кутлуг-Темира растянулись в улыбке.

- Хитёр ты, конязь Иван, и мысли у тебя, что дзеран в степи. Вижу, думаешь одно, говоришь другое… Днём подарки зрел, что привёз ты мне. Якши подарки! Говори, о чём просить станешь?

- Управы на князя Александра искать пришёл. Полки московские и сами с ним совладали б, да не хочу прослыть осударевым ослушником. В Тверь-то с ярлыком Александр воротился. Пошто к нему осударь милостив? Александр не только Москве, но и Орде недруг на вечные времена. О том нынешние дела его глаголют.