Владимир Меженков - Проклятие Ирода Великого

Как бы там ни было, а Антоний, высадившись в Ливии и отправив Клеопатру в Египет, сам в сопровождении лишь двух людей – грека-ритора Аристократа и римлянина Луцилия, который в сражении при Филиппах выдал себя за Брута, дабы дать тому возможность бежать, сам сдался в плен Антонию, а тот, разоблачив его обман, поскольку знал Брута в лицо, тем не менее не казнил его, а, тронутый его мужеством и верностью в дружбе, приблизил к себе, – отправился скитаться по пустыне.

Здесь он узнал от бедуинов о печальной участие, постигшей его многочисленную армию, оставшуюся в Акции, и поспешил в Александрию, где у Клеопатры возник новый чудесный план спасения. Бросившись в объятия сразу постаревшего, заросшего многодневной щетиной Антония, она посвятила его в этот план, состоящий из двух частей. Первая часть состояла в том, что ее верные рабы-ныряльщики поднимут с потопленных кораблей все ее сокровища и доставят их в Александрию. Вторая часть плана сводилась к тому, что, получив свои сокровища, Клеопатра и Антоний удалятся в пустыню и там, у самой оконечности Аравийского залива, в стороне от всех и не мешая никому, начнут новую жизнь, ни в чем себе не отказывая и живя в собственное удовольствие.

Антоний не верил в возможность осуществления первой части плана Клеопатры, но вторая его часть представилась ему заманчивой: почему бы не прожить остаток своих дней жизнью самых простых людей в месте, где они никому не станут мешать? [264]Антоний даже написал Октавию письмо, в котором предложил ему запоздалые условия мира. Октавий, однако, отклонил эти условия: ему была нужна одна только полная и безусловная победа над врагом, а не сделка, и он написал в ответ, что отправляется теперь в Азию, чтобы, наведя порядок в Сирии и дав возможность армии немного отдохнуть от ратных дел, двинуться оттуда в Египет. Тогда Антоний написал Октавию новое письмо с просьбой разрешить ему и Клеопатре поселиться в Афинах, если ему не по сердцу его пребывание в Египте – этой житнице Рима. Клеопатра сделала к этому письму приписку, в которой просила сохранить ее царство за ее детьми, которые заключат с Римом мир на вечные времена.

Октавий ответил им обоим. В своем письме он запретил Антонию даже думать о том, что он позволит ему перебраться жить вместе с Клеопатрой куда бы то ни было, а Клеопатре пообещал выполнить ее просьбу, если та собственноручно убьет Антония.

Тогда Клеопатра велела верному Афениону возвести вблизи храма Исиды дворец-усыпальницу, куда свезла немалую часть оставшихся при ней сокровищ и драгоценностей: золото, серебро, изумруды, жемчуг, скульптуры и картины, богато отделанные музыкальные инструменты, слоновую кость, черное дерево, уникальную коллекцию ваз и амфор, ковры дивной работы, дорогие шелковые, шерстяные и льняные ткани, в немерянных количествах благовонные масла и смолы, словом – все, чем только она располагала. Слухи об этом дошли до Октавия. Опасаясь, что Клеопатра вознамерилась сжечь все свое достояние, он отдал приказ войскам двинуться форсированным маршем в Египет, и в то же время каждый день посылал ей письма с обещаниями о снисхождении.

Узнав, что Октавий вступил в Галилею, Ирод выехал ему на встречу в тщетной надежде задержать его там до наступления зимы и уговорить разместить свои войска в городах Иудеи на зимние квартиры. «Время самое непредсказуемое, что только существует в мире, и кто возьмется определить, какое оно сегодня и каким станет завтра, – говорил себе Ирод и, дав шпоры коню, без устали повторял про себя строки из Священного писания: – “Всему свое время, и время всякой вещи под небом. Время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное. Время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать; время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий; время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать; время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить; время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру” [265]…»

Одновременно с Иродом на встречу с Октавием отправился Малх. Узнав о поражении своей покровительницы Клеопатры, он решил продемонстрировать Октавию свою лояльность, в подтверждение которой предоставил в его распоряжение арабское войско. Встреча двух царей с Октавием произошла в окрестностях Самарии. Октавий поблагодарил Малха за предоставленное ему войско и пригласил Ирода устроить смотр объединенной армии. Стремя к стремени, они вдвоем, сопровождаемые на некотором отдалении от них свиты Октавия, объехали когорты и легионы, которые приветствовали их.

Ирод ни на минуту не переставал соображать, что бы такое придумать, чтобы уговорить Октавия остаться на зиму в Иудее и тем самым отсрочить вступление его армии в Египет. Как на грех, ничего дельного на ум не приходило, и тогда он по завершении смотра устроил пир в честь Октавия. На следующий день Ирод угостил и всю его армию. Уловка удалась лишь отчасти: Октавий оценил его щедрое гостеприимство и позволил армии задержаться в Иудее на двое суток. Когда и это время истекло, Ирод пошел на отчаянный шаг: поднес Октавию подарок в виде восьмисот талантов [266]. Это было больше, чем стоили все сокровища Клеопатры вместе взятые, и значительно превышало прибыль, которую сулила Октавию его окончательная победа над Антонием. Октавий разгадал умысел Ирода и, принимая его более чем щедрый дар, сказал:

– Твой подарок превышает платежеспособные силы Иудеи. Если ты теперь предложишь мне принять под свои знамена еще и свою армию, как это сделал Малх, то я откажусь от такой услуги.

Ирод не собирался оказывать Октавию военную помощь, но на всякий случай поинтересовался:

– Почему?

– Потому, мой друг, – ответил Октавий, – что мне не хуже твоего известно, чем чреваты дары данайцев [267].

Проводив Октавия до Пелузия, Ирод вернулся в Иерусалим. Отношение к нему со стороны евреев после его вторичного утверждения Октавием на иудейском престоле не стало лучше. По стране расползлись слухи о том, что Октавий, вместо того чтобы казнить Ирода как союзника Антония, пощадил его с единственной целью: ему недостаточно было смерти одного Ирода, – Октавий желал смерти всем иудеям, и Ирод, будучи иноземцем, как нельзя больше подходил на роль палача еврейского народа.

Не стало лучше и положение дел в семье Ирода. Послав письмо Фероре с приказом возвратиться из Масады в Иерусалим, сам Ирод поспешил в Александрион, чтобы поскорей заключить в объятия ненаглядную Мариамну, находившуюся там вместе с матерью под надзором измаильтянина Соэма. Он решил лично сопроводить их в Иерусалим, куда уже направлялся Ферора с их матерью, сестрой Саломией и другими членами семьи. По дороге домой он рассказывал Мариамне, как тепло его встретил на Родосе Октавий и каким чудесным человеком оказался его главный полководец Агриппа, с которым он успел подружиться.