Владимир Меженков - Проклятие Ирода Великого

Когда первая радость от встречи улеглась и родные и близкие стали готовиться к отъезду, Ирод решил еще раз осмотреть крепость. Он облазил ее всю, внимательно изучая каждую постройку, каждый камень, и в память о том, что эта крепость сохранила жизни бесконечно дорогим ему людям, став им надежным домом, дал себе слово сразу после окончания войны с Антигоном возвести здесь дворец [153].

Поручив одному из двух братьев Птолемеев, сопровождавших его от самой Птолемаиды и успевших проявить себя в сражениях с самой лучшей стороны, заботу о своей семье, он отправил их в сопровождении двух когорт в Галилею, жители которой и составили основную часть его войска. Сам же во главе основной части войска поспешил в Иерусалим, за стенами которого скрылся Антигон.

Зима в год назначения Ирода сенатом Рима царем Иудеи выдалась затяжная. С гор дул пронизывающий ветер, приносивший с собой холодные дожди. Дороги раскисли, и в них вязли тяжелые осадные орудия, копыта коней и калиги солдат. С трудом добравшись до Иерусалима, Ирод приказал устроить в поле к западу от города лагерь, чтобы дать возможность армии передохнуть.

Отдыха, однако, не получилось: осажденные антигоновцы ночами выбирались прорытыми под землей ходами к лагерю Ирода, вырезали караульных и устраивали среди воинов переполох. Попытки воспользоваться этими ходами, чтобы проникнуть в город, закончились неудачей: антигоновцы тщательно охраняли их, и когда в запутанных ходах появлялись иродиане, они по одному убивали их, а трупы выбрасывали на поверхность для устрашения солдат Ирода.

С первыми погожими днями, когда, наконец, выглянуло солнце и земля стала просыхать, антигоновцы применили новую тактику: на стенах города была выставлена охрана, которая круглосуточно следила за всеми передвижениями иродиан, и стоило им приблизиться, как на них обрушивались тучи стрел и летели дротики. Силон предложил Ироду приступить к осаде города по всем правилам военного искусства: возвести вокруг Иерусалима насыпи, установить на них онагры [154]для непрерывного обстрела города камнями и под их прикрытием выдвинуть вперед стенобитные орудия и солдат с штурмовыми лестницами. Ирод отклонил этот план, который неизбежно приведет к массовой гибели горожан, чего он не хотел, и, в свою очередь, предложил вступить с жителями Иерусалима в переговоры. В ответ Силон лишь пожал плечами и сказал: «Ты царь, тебе и решать».

На следующее утро, едва взошло солнце, высланные к городу глашатаи обратились к охране, находившейся на стенах, со следующими словами: «Не стрелять! С вами желает говорить Ирод, сын Антипатра! Передайте всем жителям Иерусалима: с ними желает говорить Ирод!»

Обращение возымело действие, и стены города стали заполняться не только воинами, но и мирными жителями столицы. Когда Ирод, сопровождаемый Силоном, вышел из своей палатки и подошел к Иерусалиму на расстояние выпущенной из лука стрелы, стены были густо усеяны людьми, как гроздьями винограда.

– Граждане священного города! – обратился к ним Ирод. – Я явился сюда с одной лишь целью: для вашего блага и спасения Иерусалима от разрушения. Обещаю всем вам вместе и каждому в отдельности: я не таю на вас зла и прощаю вам все обиды, которые вы причинили мне и моей семье. Я прощаю даже самых отъявленных моих врагов, которые ищут моей смерти, и объявляю им амнистию. Не верьте Антигону, который обещает вам свободу. На деле он готов признать над Иудеей власть Парфии. Да будет вам известно: в обмен на поддержку парфян Антигон обещал их царю Пакору тысячу талантов и пятьсот самых красивых еврейских девушек для его гарема. Это ли вам нужно, граждане священного города, и для того ли вы растите своих дочерей, чтобы они ублажали язычников-парфян?

С крепостной стены, усыпанной народом, внимательно слушавшим Ирода, кто-то звонким мальчишеским голосом прокричал:

– Я готов поверить тебе, Ирод! Но готов поверить в одном только случае: если ты объяснишь мне, чем римляне, которых ты привел под стены нашего города, лучше парфян, которых привел в Иудею Антигон?

– Тем хотя бы, – ответил Ирод, – что римляне признают наше право жить по своим законам, уважают эти законы и требуют от других народов, чтобы и они признавали наше право жить по своим законам. Это не пустые слова. Наше право на особое положение среди других народов подкреплено решениями сената Рима, записанным на медных досках и разосланным по всем странам, и многочисленными эдиктами Цезаря и Антония.

На стене произошло движение. Ироду показалось, что слова его произвели на защитников Иерусалима должное впечатление. Но только показалось. Люди лишь раздвинулись, и на стене появился Антигон, облаченный в одежды первосвященника.

– Кого ты имеешь в виду, Ирод, – прокричал он, – говоря о «нашем праве жить по своим законам»? Уж не себя ли, идумеянина, который был и навсегда останется для нас, евреев, чужаком, чтобы не сказать проще и понятней для твоих куцых мозгов: нашим прихвостнем, которому сам Господь Бог повелел подтирать нам задницы?

Эти дерзкие слова, вызвавшие на лице Ирода краску бешенства, вызвали на стене дружный хохот. Антигон же, повысив голос, продолжал:

– Сам факт того, что я снизошел до разговора с тобой, свидетельствует, что это не ты не таишь на нас зла и прощаешь нас, а я, первосвященник и царь Иудеи Антигон, не таю на тебя зла, хотя и не прощаю тебе тех обид, которые ты причинил членам моей семьи и лично мне. Но довольно с тебя и того немногого, что я сказал, после чего мне следовало бы помыться и очистить горло от скверны, которой я замарался, вынужденный говорить с тобой. Послушай теперь меня ты, Силон, который производит впечатление умного человека, а не тупицы, вроде стоящего возле тебя истукана. Как могло случиться, что вы, римляне, славящиеся своим неукоснительным следованием законам, ниспосланным нам Предвечным, назначили царем Иудеи не только чужеземца, но и ничтожество из ничтожеств? Мало того, что назначенный вами царь ничтожество, он и царем-то не может быть признан ни при каких обстоятельствах, поскольку является сугубо частным лицом. Прошу тебя передать сенату и триумвирам слова, с которыми я обращаюсь к тебе не только от своего имени, но и от имени всех иудеев, права которых на особое положение среди других народов вы признаете и в подтверждение признания этого нашего права заключили с моими предками союзнический договор. Запомни, Силон, хорошенько эти слова, чтобы ничего не перепутать, когда ты станешь передавать их сенату Рима и триумвирам: царем Иудеи может быть только тот, в ком течет незамутненная кровь Хасмонеев. Не думай, что мне так уж необходима царская власть, с меня достаточно того, что народ признает меня первосвященником. Если вам, римлянам, поверившим наветам на меня, не угоден такой царь, как я, Антигон, прямой наследник Матаффии Хасмонея и Иуды Маккавея, то среди членов моей семьи найдется немало людей, не причинивших Риму никаких обид, которые готовы по праву крови занять царский трон в Иудее.