Владимир Меженков - Проклятие Ирода Великого

– Какой будет приказ? – спросил подскочивший на коне к Ироду Юкунд.

– Уничтожить всех, – кратко ответил Ирод.

Сражение сразу же приняло ожесточенный характер. Перевес явно был на стороне Ирода. Воинам Паппа, однако, придавало мужество отчаянное положение, в котором они оказались. Оба – и Ирод, и Папп – стремились каждый по-своему использовать свои сильные стороны и слабые стороны противника. Когда же, наконец, с отрядом Паппа был покончено, Ирод отдал приказ изменить маршрут движения на Иерихон и следовать прямо на Иерусалим [200].

Армия уже построилась в походные колонны, когда Ирода догнал Юкунд, к седлу которого была приторочена веревка, на которой волочился один из схваченных в плен антигоновцев.

– Я сказал – уничтожить всех! – рассердился Ирод, мельком глянув на волочившегося по земле пленного.

– Я помню твой приказ, – кивнул Юкунд. – Но тут случай особый. Этот, – кивнул он на поднимающегося с земли пленного, – назвался Паппом. А насколько мне известно, именно Папп отрезал голову твоего брата Иосифа и отослал ее Антигону. – С этими словами Юкунд протянул Ироду щит, на котором были выгравированы слова: «Никакой власти, кроме власти Закона, и никакого царя, кроме Бога».

Ирод развернул коня и подъехал к мрачно глядящему на него пленному.

– Так ты и есть Папп? – спросил Ирод, тесня его грудью коня.

– Ты не ошибся, мое имя Папп, – ответил пленный, уклоняясь от наезжающего на него коня Ирода. – Это известно каждому, кто хоть раз видел мой щит.

– Меня не интересует твой щит, – сказал Ирод. – Я хочу знать: ты ли тот Папп, который отрезал голову моего брата?

– Ты и на этот раз не ошибся, – подтвердил пленный. – Я тот самый Папп, который отрезал голову твоего брата и отправил ее в дар Антигону.

– Ты хочешь сказать – царю Антигону, ради которого ты, чтобы выслужиться, не остановишься перед тем, чтобы отрезать голову своему отцу?

– Я не признаю никаких царей, – ответил Папп. – Ни царя Антигона, ни царя Ирода, ни кого другого. Для меня существует лишь один царь – Бог иудеев. И если Бог потребует от меня, чтобы я отрезал голову моему отцу и поднес ее в качестве жертвы Господу, я отрежу отцу голову и поднесу ее моему Богу.

Слова дерзкого зилота потрясли Ирода своей откровенностью и силой веры в Предвечного. Он спешился и вплотную приблизился к Паппу, который оказался на голову выше него. Глядя ему прямо в глаза, он приказал собравшимся вокруг него солдатам:

– Освободите его от пут.

На Паппе разрезали веревку, и она упала к его ногам.

– Какой род оружия ты предпочитаешь? – спросил Ирод.

Черты лица Паппа смягчились, он улыбнулся и, в свою очередь, спросил:

– Ты хочешь со мной сразиться? Но я вижу, ты ранен в ногу.

– Пусть тебя моя рана не беспокоит. Итак, я повторю свой вопрос: какой род оружия ты предпочитаешь?

Теперь Папп уже не улыбался, а смеялся, глядя сверху вниз на невысокого и щуплого Ирода.

– Выбирай сам – я готов отрезать и твою голову любым оружием и принести ее в дар моему Богу.

– Я тоже люблю делать подарки, – сказал Ирод, – но намерен подарить твою голову не Предвечному, Которого может оскорбить столь ничтожная жертва, а моему младшему брату Фероре, который выкупил твой дар у Антигона за ничтожно малую сумму в пятьдесят талантов. – Отступив на шаг от Паппа, Ирод приказал своим воинам: – Принесите ему оружие, которое было при нем до того, как он оказался в плену, и верните ему его щит.

Ирод подошел к своему коню, отвязал от седла щит и вынул из ножен обоюдоострый короткий меч. Коринф, тенью преследующий Ирода, шепнул ему на ухо:

– Позволь, царь, мне оторвать башку этому напыщенному петуху. Я сделаю это без всякого оружия одними голыми руками.

– Не вмешивайся, – сказал Ирод. – И потрудись проследить за тем, чтобы нам никто не помешал сразиться.

Вокруг Ирода и Паппа образовалось тесное кольцо воинов. Паппу вручили его щит и длинный меч с золотой рукоятью с нанесенной на него инкрустацией из черной эмали. Противники сошлись. Ироду мешала его раненая нога. Но и Папп был не в лучшей форме: после того, как Юкунд протащил его волоком по земле, тело его ныло от ушибов и ссадин. К тому же его длинный тяжелый меч не позволял ему отбивать выпады Ирода, а только рубить им, как топором. Глядя на них со стороны, можно было подумать, что сошлись в поединке не смертельные враги, а гладиаторы, не испытывающие друг к другу никакой ненависти, а озабоченные лишь тем, чтобы доставить удовольствие наблюдающим за их поединком зрителям. Охочие до такого рода зрелищ римляне даже стали делать между собой ставки на победителя. В какой-то момент всем показалось, что споткнувшийся на больную ногу Ирод неминуемо погибнет от удара занесенного над ним меча. Но Ирод ловко перекатился с одного бога на другой, отвел удар Паппа щитом и снова оказался на ногах.

Римляне дружно скандировали свое излюбленное: «Бей, режь, жги!», – как они делали это обыкновенно в цирках, поддерживая пыл дерущихся не на жизнь, а на смерть гладивторов, и было непонятно, кому адресовался их крик. Чем дольше продолжался поединок, тем более заметным становилось, что Папп устал. Ему все трудней и трудней было размахивать тяжелым мечом. Теперь он орудовал им, как копьем, делая выпады и выбрасывая вооруженную руку далеко вперед. Ирод тоже устал, но выглядел свежее противника. В один из выпадов Паппа, когда он ринулся на Ирода, выставив перед собой меч, Ирод коротким движением щита отбил меч в сторону и принял налетевшего на него Паппа на свой короткий меч. Папп, еще не понимая, какую ошибку совершил, удивленно посмотрел на свой живот, из которого хлынула кровь, поднял глаза на Ирода, согнулся в пояснице и ничком рухнул на землю. Ирод вытер свой меч о подол плаща, убрал его в ножны, подобрал тяжелый меч, выроненный Паппом, высоко занес его и одним ударом отсек ему голову. Римляне устроили овацию, приветствуя Ирода. Ирод же, ни на что и ни на кого больше не обращая внимания, подозвал Терона, простоявшего весь бой будто в оцепенении, и приказал:

– Отправь голову этого ничтожества в дар моему брата Фероре, а тело оставь лежать здесь, – пусть оно станет моим даром шакалам.

Верный Терон только теперь обрел дар речи.

– С одним условием, – сказал старый воин. – Пусть поединок, свидетелем которого я стал, будет последним в твоей жизни.

Ирод поднял глаза на ординарца, встретился с ним взглядом и по тому, что прочитал в его глазах, понял, что это не просто требование подчиненного, а угроза, которую незамедлительно приведет в исполнение этот подчиненный, если командир не выполнит его условия.

– Ты прав, Тирон, – сказал он. – Недостойно царя Иудеи вступать в поединки на потеху публике. Обещаю тебе, что такое никогда впредь не повторится [201].