Владимир Меженков - Проклятие Ирода Великого

Наконец, Ироду стало известно, что Махир, осознав свою неспособность в одиночку продолжить войну с Антигоном, послушался совета Фероры и удалился со своим войском в Идумею, население которой если и не поддерживало в открытую Ирода, то по крайней мере лояльно относилось к своему соплеменнику. Здесь Махир взял под охрану семью Ирода, для чего приступил к строительству в местечке Гитта сильно укрепленной крепости.

Ирод, оказавшийся во враждебном окружении, также понимал бессмысленность ведения войны против Антигона, располагая столь незначительными силами. Проводя сутки напролет в размышлениях, как ему одолеть своего смертельного врага и утвердиться во власти, дарованной ему Римом, он стал испытывать раздражение против воинствующего национализма евреев. Он понимал, что евреи, провозгласив над собой царем Антигона, в скором времени разочаруются в нем, обнаружив, что Антигон, как и большинство наследников славного Маттафии, печется отнюдь не об их благе, а единственно о том, чтобы удовлетворить свое тщеславие. Жестокий по натуре, он окажется для Иудии даже худшим царем, чем был для нее его дед Александр Яннай. Но как убедить в этом евреев, пока земля Иудеи не пропиталась кровью ее народа и не обезобразилась крестами, на которых будут мучительно умирать ее сыновья на глазах своих жен и детей? И тут ему снова вспомнился давний разговор в кругу семьи за завтраком, во время которого муж Саломии Иосиф сказал: «Страх перед неминуемой карой – вот лучший способ отвратить человека от греха и сделать его счастливым». Страх, который повелевает иудеям быть законопослушными, страх, впитываемый с молоком матери, страх, ниспосланный на них устами пророка Иеремии, если те не прислушаются к его предостережениям: «Воздай им, Господи, по делам рук их; пошли им помрачение сердца и проклятие Твое на них; преследуй их, Господи, гневом и истреби их из поднебесной» [195].

Как ни хотелось Ироду расправиться с Антигоном силами одних лишь евреев, ситуация складывалась против его намерений. Иудеям хочется его, Ирода, крови и крови его близких и союзников? Они получат кровь. Но не ту, какая им грезится, а захлебнутся в собственной крови.

Осень в тот год выдалась ранняя. Но не было видно людей, собирающих виноград, фиги и маслины, как не было видно и земледельцев, вышедших в поля сеять пшеницу и ячмень. Обочины опустевших дорог поросли бурьяном, и в них горько плакали в предчувствии близящейся беды анака [196].

Ирод, не задерживаясь в Келесирии, оставил по левую руку от себя заснеженную вершину Гермона, воспетую псалмопевцем [197], и вступил в дружественный ему Тир. Наняв здесь восемьсот греков, он дождался прибытия из Сирии первого легиона римлян из двух обещанных Соссием и спустился берегом моря в Птолемаиду, где из-за начавшихся дождей вынужден был провести с войском на зимних квартирах весь долгий месяц тебеф [198]. Пошел третий год назначения Ирода сенатом Рима царем Иудеи, а он не только не стал царем, но и самая его жизнь зависела от исхода затянувшейся войны с Антигоном, на стороне которого находилось большинство населения Иудеи и Галилеи.

С окончанием дождей, едва небо очистилось от туч и выглянуло солнце, Ирод начал поход в Галилею. И опять, точно бы проклятие, довлевшее над ним, не желало отпускать его из своих цепких объятий, начались холода, с гор налетел ветер и принес с собой обильный снегопад, вскоре превратившийся в бурю. Ирод, кутаясь в плащ, с тоской думал о том, что если Предвечный ниспошлет на Иудею еще одну такую суровую зиму, как прошлая и нынешняя, страну постигнет голод.

Солдаты на марше согревались неразбавленным вином, а на привалах разводили костры в полнеба. То и другое быстро выдало присутствие в Галилее большого войска. На Ирода внезапно напали, и он не мог поручиться, что на этот раз его крови жаждали родственники казненных им бунтовщиков, прятавшиеся год назад в пещерах. Не желая нести неоправданные потери, Ирод отступил и заперся в одной из повстречавшихся на его пути крепостей, население которой давно покинуло ее, отчего в крепости все покрылось плесенью и гнилью, а остатки съестных припасов сгрызли мыши. Впрочем, последнее обстоятельство мало беспокоило Ирода: у него своего продовольствия хватило бы на несколько месяцев обороны, возникни в этом необходимость.

Сюда, в крепость, в средние числа месяца шиват [199], прибыл из Сирии второй легион римлян. При виде столь значительной армии галилеяне сняли осаду крепости и разбежались. Ирод, горя желанием поскорее разделаться с убийцами своего брата Иосифа, созвал военный совет, на котором объявил о своем намерении кратчайшим путем двинуться в Иерихон. Возражений не последовало. Ирод приказал накрыть столы и сытно накормить и напоить командиров. Когда ужин закончился и все, включая Ирода, покинули дом, в котором проходил совет и затянулся до глубокой ночи ужин, внезапно раздался треск сгнивших стропил и внутрь дома всей своей массой рухнула крыша, а вслед за ней обвалились и стены. Не отходивший ни на шаг от Ирода Коринф лишился дара речи, потрясенно глядя на развалины, в которые превратился казавшийся с виду прочным большой дом, и понадобилась целая вечность, прежде чем он пришел в себя и сказал:

– Вот, царь, лучшее доказательство того, что Предвечный любит тебя, раз Он дал тебе и твоим людям возможность избегнуть висевшей над нами на волоске гибели.

Ирода удивили не столько слова своего верного телохранителя, в котором он не подозревал наличие большого ума, сколько его обращение к нему: царь . Так за все время, прошедшее с назначения его сенатом Рима царем Иудеи, к нему обратилась лишь раз Ревекка, готовя для него постель в доме Антония.

«Царь, – повторил про себя Ирод. – Ну конечно, я царь, и должен доказать это прежде всего самому себе, чтобы признали меня царем все остальные».

Наутро, построившись в походные колонны, армия Ирода выступила из крепости. На границе с Самарией на них напало до шести тысяч отчаянных храбрецов из числа евреев, обстреляв их из луков и камнями из пращей. Одна из стрел задела ногу Ирода. Рану врачи тут же обработали мазями и наложили повязку. Когда Ирод снова взобрался на коня, все шесть тысяч храбрецов были убиты. В Самарии против него выступил значительный по численности отряд Паппа, направленный сюда Антигоном. На этот раз под началом Паппа находились не только сикарии, но и тяжеловооруженные воины, обученные всем правилам ведения боя. Отряд Паппы на всем протяжении от Иерусалима до Самарии преследовал со своим войском Махир, который, узнав о вылазке антигоновцев, спустился с гор Идумеи и наносил ему болезненные уколы с тыла. Папп, которому Антигон приказал на этот раз доставить ему голову Ирода, всячески уклонялся от прямых стычек с Махиром. Встретившись лицом к лицу с армией Ирода и в то же время теснимый с тыла Махиром, Папп оказался в западне, из которой сделал отчаянную попытку вырваться.