Виталий Елисеев - 1941–1945. Священная война

Под его командой большая группа красноармейцев выходил из окружения. Тяжело раненых несли на носилках, многие опирались на палки. И сам он был ранен в голову. На его беду догнала их легковая машина, в которой ехал генерал. Рядом с ним сидела молодая женщина, жена или любовница. Для них, озверевших, голодных, испытавших в первые дни войны неимоверное душевное потрясение, генерал, «сматывающийся» с передовой на машине, в их сознании был олицетворением вины за то, что они, всеми брошенные, выходили из окружения, не зная, куда им идти и что их ждет там. Он приказал им разойтись, а они уже не были красноармейцами, не подчинялись командам. Весь свой гнев, всю свою злобу они обратили против него. Когда его вытягивали из машины, женщина забилась в угол. Ее глаза были полны ужаса. Вытащив его, заставили бежать и стали стрелять по живой мишени, не задумываясь о последствиях.

– Собаке – собачья смерть! – громким призывом завершил прокурор чтение приговора. Это каждого ждет, кто изменит Советской власти. Последнее он не сказал, но наглядный пример был сильнее любых слов.

Приговоренный к расстрелу мужественно выслушал приговор и его окончание.

Ему завязали глаза.

Расстрельная команда была готова привести приговор в исполнение. Хлуев построил ее. Лязгнули передергиваемые затворы, посылая патроны в патронник. У многих от этого звука по телу побежали мурашки. Тяжело и неприятно было смотреть на приготовление к смертной казни. Лучше ничего этого не видеть.

– Приготовиться! Пли! – скомандовал Хлуев.

Последовал залп одновременно прозвучавших выстрелов. Осужденный качнулся, но продолжал стоять. Держался до последнего.

Хлуев подбежал к нему с пистолетом в руке и добил выстрелом в висок. Осужденный упал, не подавая признаков жизни.

Четверо из расстрельной команды, подхватив его за руки и за ноги, поволокли к машине и перебросили внутрь кузова через борт.

После того, как расстрельная команда уехала, оставив на траве следы крови и тяжелое воспоминание, не сравнимое даже с бомбежками, была подана команда: «Построиться!» и колонна обратно направилась внутрь Кремля на призывной пункт.

Из Смоленска Елисеева, Буянова, других мобилизованных повезли на машине под Брянск в поселок Сельцо, где располагался аэродром.

По прибытии в войсковую часть, Елисеева назначили начальником ГСМ батальона аэродромного обслуживания 215-го штурмового авиаполка 11 смешанной авиадивизии, которой командовал летчик, дважды Герой Советского Союза генерал-майор Г. П. Кравченко.

Там Елисеев попал в круговорот войны.

Штурмовые авиаполки базировались в непосредственной близости от передовой.

При отступлении войск, БАО обеспечивали боевой работой авиачасти передовых аэродромов, прикрывающих отход наземных частей. Они готовили и тыловые запасные аэродромы.

После того, как на прифронтовых аэродромах прекращались полеты и самолеты улетали на запасные аэродромы, тут же грузились на машины и отправлялись туда же остатки ГСМ, боеприпасы, техническое имущество.

При отступлении наших войск на аэродроме в районе Погар была взорвана взлетная полоса и ангары. Последние машины отъезжали, когда немецкие войска были на другой стороне аэродрома.

В больницу стали поступать первые раненые, пострадавшие от воздушных налетов. Первым из палаты выписали Батурлина, а через день меня с незарубцевавшимися швами, не долечив до конца. С трудом, с помощью мамы, еле дошел до дома. Потом ходил на перевязки, пока не сняли швы.

Мои товарищи рассказали мне о подстроенной ловушке. Нижняя часть четырехлитровой стеклянной бутыли с острыми краями и двумя большими зубцами была поставлена в воду возле берега и замаскирована. Они ее достали из-под воды. Взрослые говорили, что такой жестокий способ избавиться от детворы могли придумать только Максимовские.

С середины июля ежедневно с наступлением короткой летней ночи пронзительным воем сирены объявлялась «Воздушная тревога». Она то затихала, то разрывала тишину с новой силой. Ей громко вторили гудками паровозы на станции. В одно и то же время с завидной пунктуальностью небо раскалывал гул моторов приближавшихся самолетов.

На заводе по сигналу «Воздушная тревога» ночная смена укрывалась в бомбоубежище, а нам, волею судеб оказавшимся в центре завода, спрятаться было негде. Оставаться в доме было опасно. Мама брала брата на руки, мы выходили из дома и садились под елку, росшую во дворе. На территории завода включались прожектора. Темное небо расцвечивали яркие лучи, буквально, вспарывая его в поисках самолетов. Стоило самолету попасть в луч одного прожектора, как тут же на него наводился второй. Попав в перекрестие лучей, самолет вспыхивал ярким блеском на фоне темного неба. С земли хорошо было видно, как летчик немыслимыми, отчаянными увертками бросал самолет вбок, вверх, стремительно падал вниз, пытаясь вырваться из цепких лап поймавших его прожекторов. По самолетам начинали бить зенитки. Небо вокруг самолета озарялось яркими вспышками от разрывов снарядов.

В воздухе и на земле идет беспощадная борьба за жизнь. На земле, чтобы бомбы не попали в цель и не погибли люди, в воздухе уйти от прожекторов, зениток и возвратиться, хотя бы сегодня, живым. А завтра? Завтра не известно, что может произойти. На то она и война.

Когда видишь над головой разворачивающийся в ночном небе бой, не испытываешь ни малейшего страха. Интересно наблюдать за происходящим. Бурно реагируешь, когда самолет, объятый пламенем, устремляется к земле. Это ощущение ребенка, а не взрослого.

На землю беспорядочно сбрасываются бомбы. Самолеты стремительно улетают из зоны досягаемости зениток, спасаясь бегством.

Не всегда так заканчивается. Бомбы падают на завод, неся разрушения и гибель людей.

По сигналу отбоя «Воздушная тревога» возвращались в дом. На следующую ночь все повторялось в той же последовательности.

Страшно стало, когда по сигналу «Воздушная тревога» стали прятаться у Антоновых в подвале под сараем всем переулком. Одиноко горит свеча, готовая потухнуть от любого дуновения, не в состоянии разогнать темноту. Все стоят как в переполненном автобусе. Сесть не на что и негде. Духота.

В мерцающем, колеблющемся свете крохотного огонька, темные тени на стенах устрашающе двигаются. Плачут перепуганные маленькие дети. Над головами дощатое перекрытие и крыша сарая. Отсюда ничего не видно, но хорошо слышен гул моторов, стрельба зениток, разрывы бомб. Под ногами дрожит земля. Страшно! Очень страшно!

Налеты становились продолжительнее и жестче. Недалеко от переулка в каких-нибудь пятидесяти метрах упала тонная бомба. К счастью, не взорвалась.