Сергей Жоголь - Пращуры русичей

Рюрик повалил жену на ложе, стиснув руками слабое тело. Девушка сопротивлялась, но почему-то не решалась закричать. Впервые, мужчина овладел ей, слабый стон вырвался из уст молодой женщины, и резкая боль внизу живота заставила её вскрикнуть. Словно испугавшись собственного голоса, Ефанда зажала рот рукой. Губы почувствовали солоноватый привкус крови. Когда Рюрик повалил её на кровать, она впилась когтями в плечо мужа и теперь несколько алых капель упали на её губы. Мужчина не обратил внимания на царапину, он продолжал своё дело. Воин и завоеватель брал то, что принадлежало ему по праву, так он поступал всегда и во всём.

Ефанда не спала всю ночь. Её муж, её первый мужчина, овладев её телом, уснул сном младенца, и его ровное дыхание всю ночь заставляла молодую женщину вспоминать о том, что случилось накануне. Ночник давно угас, и только тусклый лунный свет, проникая через маленькое окошко, позволял различать то, что твориться вокруг. Спящим, Рюрик не казался таким грозным и страшным, когда он выдыхал, его длинные усы забавно дрожали и на этот раз, женщина прикрыла рот, чтобы не рассмеяться. Ефанда прикоснулась рукой к шраму на груди.

– Хорошо, что удар не пришёлся левее, – вспомнив слова мужа, подумала женщина, проведя ладонью по тёплой руке воина. – Пусть у него будет две руки, что бы он смог защищать меня и моих детей. Он прав, мы не должны забывать о том, кто мы и зачем рождены.

Первый солнечный свет проник сквозь оконце и заставил Ефанду зажмуриться. Эта ночь для неё стала началом её новой жизни.

Смеркалось, порывы ветра слегка покачивали стоящие у причала корабли. Небольшая рыбацкая лодка подплыла к берегу. Она причалила невдалеке от мирно стоящей флотилии и уткнулась днищем в прибрежные камни. Двое мужчин, отбросив в сторону вёсла, принялись выгружать на берег привезённый богатый улов.

– Много нынче рыбы. Целые косяки в сети плывут. Сердце радуется, – одобрительно покачивая головой, произнёс старший из приплывших, темноволосый худосочный мужичонка с карими чуть раскосыми глазками.

– Тебе то, что с той рыбы? Ты её ловишь, а достаётся она хозяевам, – зло произнёс второй рыбак, сплюнув в сторону. – А нам с этой рыбой ещё возиться, потрошить да солить, до полуночи, похоже, провозимся.

– Всё равно хорошо, когда улов добрый. Много рыбы, много пищи. Много пищи людишки сыты и сильны. Когда мало рыбы, люди голодают, много помирает за зиму, плохо.

– А по мне так хоть бы все тут перемёрли, не жалко, лучше уж сдохнуть, чем так жить и рыбу эту жрать, – и говоривший, с остервенением швырнул на берег большую рыбью тушу.

Судя по говору в нём можно было признать германца – франка или сакса, тогда как его товарищ, бесспорно, был уроженцем Биармии. Оба мужчины – рабы нурманского конунга, привязали лодку. Закончив разгрузку рыбы, трели тут же принялись перекладывать её в припрятанную в кустах тачку, которую перед этим вытащил из кустов добродушный биарм.

– Да, не повезло нам. Проплавали мы по морю с этой рыбой, а тут на земле целое пиршество прошло. Конунг наш дочь замуж выдавал, за славянского вождя, вон его корабли стоят, – указывая на две большие ладьи, стоящи отдельно от других судов, произнёс биарм. – Много еды, все трели досыта наелись, много мяса, хлеба.

– Да уж. Объедки с хозяйского стола, то, что после собак осталось, – недовольно проворчал второй рыбак. – Хотя уж лучше объедки, чем рыба эта. У меня от неё скоро зубы выпадать начнут.

– Зачем так говоришь. Хорошая рыба, жирная, – не обращая внимания на ворчанье своего спутника, продолжал первый трель. – Я слышал на днях, как один из воинов нашего хозяина говорил, что скоро предстоит большой поход. Как только свадьбу сыграют, наш хозяин вместе со всеми своими викингами да вместе с этими русами поплывут воевать. Опять много людей побьют, плохо.

– Тебе то, что. Побьют людей, пленников привезут новых. Больше у хозяина рабов, больше рук, а значит нам работы меньше, радоваться надо. Эх, было время, я сам рабов имел, а теперь вот, тут с тобой в рыбьей требухе копаюсь, провонял насквозь.

– Рабов иметь плохо. Не должен один человек другого рабом брать, должен сам всё делать, и рыбу ловить и зверя бить.

Услышав эти слова, второй трель, с лёгкой долей презрения взглянул на своего собеседника.

– Никак идёт кто-то.

Биарм напрягся, в кустах раздался шорох, чья-то тень мелькнула в листве и скрылась.

– Никак кто-то к старой колдунье наведаться решил. Тут только одна дорожка. Она прямо к дому старухи и ведёт, – с волнением в голосе произнёс первый трель. – Страшная она, злая.

– Обычная старуха, ходит тут с клюшкой, да костьми гремит.

– Ну не скажи, не скажи. Средь моего народа много колдунов, есть добрые, есть злые. Эта злая, взгляд уж у неё не простой, посмотрит, словно огнём обожжёт, лучше ей не попадаться.

После этих слов оба рыбака закончили погрузку и покатили тяжёлую тачку в сторону поселения, позабыв о существе, которое двигалась к жилищу Сванхильды.

Домик стоял на самом краю поселения и дорожка, ведущая к нему оказалась всего лишь трудно различимой, поросшей бурьяном тропкой. Всё вокруг было ветхим и затхлым: сам домишко, прилепленный рядышком сарай, покосившейся забор и какая то непонятная фигура, вырезанная из дерева и украшенная коровьим черепом пожелтевшим от времени и дождей. Женщина остановилась, перевела дыхание и стиснула зубы. Голова кружилась, резкий запах ударил в нос, её тошнило. Порывистый ветер сорвал с головы капюшон и растрепал волосы.

– Проклятая старуха, сама как смерть и жилище выбрала под стать, – произнесла Ефанда вполголоса, – к такому дому и подходить страшно.

– Проходи, не бойся, я не кусаюсь.

Голос прозвучал за спиной, Ефанда вскрикнула, прижала руки к груди и обернулась.

Сванхильда, непонятно как, оказавшаяся за спиной, омерзительно хихикнула и, указав рукой в сторону дома, произнесла:

– Проходи, сказано же, не кусаюсь.

То, что молодая женщина увидела внутри жилища, оказалось таким же гадким и неприятным: полки с горшочками и чашками, наполненными пахучими порошками и мазями, высохшие пучки листьев, ветки растений, покрытые копотью котлы и жаровни, всё это воняло и вызывало отвращение. Всюду на стенах висели кости птиц и каких-то мелких животных. Засохшая на них не то краска, не то кровь, заставила молодую женщину в очередной раз вздрогнуть.

– Моё жилище не часто посещают гости, особенно, такие как ты, – проверещала старуха. – Хотя недавно тут побывал гость, важный и знатный.

– Ты имеешь в виду отца? – выпалила Ефанда. – Что ты наговорила ему? После этого разговора он словно сошёл с ума.

Старуха ответила не сразу. Она не спеша прошла вглубь своей неприглядной коморки, резко повела носом, прокашлялась и неспешно опустилась на деревянную колоду, выполнявшую роль табурета.