Борис Финкельштейн - Гарольд Храбрый

— Не сметь мне указывать! — прорычал Вильгельм. — Тут хозяин я. И только я!

— Конечно, конечно, любезный брат мой, — увещевал его епископ. — Никто в этом и не сомневается.

— Так закрой рот и не лезь, куда тебя не просят.

Епископ набычился и опустил глаза.

Герцог помолчал, злобно поглядывая то на епископа, то на де Монфора, затем нехотя снял руку с кинжала и отвернулся. Приближённые облегчённо перевели дух.

— Так ты говоришь, он умён? — не оборачиваясь, хмуро спросил Вильгельм.

— Да, монсеньор! — стоял на своём барон.

Герцог резко повернулся, смерил де Монфора тяжёлым взглядом и с издёвкой в голосе поинтересовался:

— И в чём же заключается его ум?

— Он мудрый правитель. Он равно уважительно относится ко всем своим разноплеменным вассалам. Он почитает церковь. Он задумал преобразования, которые могут значительно укрепить Англию.

— Могут... Если я дам ему время, — криво усмехнулся Вильгельм. — Но я не дам ему времени... Не дам!

Он прошёлся по комнате, приблизился к оружейной горке и непроизвольно провёл рукой по любимому мечу.

«Мало того, что мои бароны обленились, — раздражённо думал герцог, — так тут ещё этот саксонский умник... Почему он так нагло себя ведёт? Надеется собрать большое войско? Рассчитывает на помощь датчан?.. А ведь они могут ему помочь. Ещё как могут. Хм... Не остановиться ли, пока не поздно? Пока не опозорился перед всем миром... Но если отступлю — познаю ещё больший позор. Что же делать?»

Вильгельм обернулся к де Монфору и спросил:

— А есть ли у Гарольда слабости?

— Есть, монсеньор, — помедлив мгновение, ответил тот.

— И каковы же они?

— Он слишком честен... И бесхитростен.

— Ничего себе честен! — воскликнул Вильгельм. — О какой чести ты тут толкуешь? Ведь он нарушил свой обет!

— Клятвопреступление тяжким бременем легло на его душу, — пояснил барон, — это нам на руку, монсеньор. Его неспокойная совесть — наш лучший союзник.

— Вот это другое дело, — усмехнулся герцог. — А ты говоришь — умный.

Вильгельм поднял указательный палец и назидательно произнёс:

— Умный — не может быть слишком честным. Запомни это, Монфор. Волка кормят ноги и клыки. А честью сыт не будешь!

Герцог на мгновение прервался, перевёл дух и, глядя на огонь жаровни, продолжил:

— Людьми правит алчность, а вовсе не честь. Умный правитель понимает это и умело использует в своих интересах, отхватывая лучшие куски. А слишком честный — довольствуется объедками!

Произнеся эти слова, Вильгельм прошёл к креслу, уселся в него и с усмешкой уставился на своих вассалов.

— А знаешь, Монфор, — вновь заговорил он, — мне пришлось по душе, как ты защищал Гарольда. Он действительно хорош. Прими он моё предложение, я был бы доволен. Вдвоём мы бы завоевали весь мир!

— Он отозвался о вас столь же лестно и обещал дружбу, если вы откажетесь от своих притязаний, — встрял в разговор отец Мэйгрот.

— А как ещё он мог обо мне отозваться? — усмехнулся герцог. — Истинные воины всегда уважают друг друга... К тому же мы очень похожи. Мы оба умны, решительны и честолюбивы... Что до дружбы... — герцог замолк, откинулся на спинку кресла и о чём-то задумался. Улыбка сбежала с его лица.

— Мы могли бы быть большими друзьями... — медленно заговорил он. — Но Гарольд мой враг. И враг смертельный. Ибо он стоит между мной и английской короной... Корона нужна не только мне... Нормандия со всех сторон окружена врагами. Завоёванный нами мир шаток и ненадёжен. Стоит мне умереть — и алчные соседи разорвут герцогство на куски... Именно поэтому нам необходимо захватить этот остров и превратить его в неприступную крепость. И клянусь Кровью Христовой, я сделаю это! А Гарольд либо покорится, либо умрёт — третьего не дано!

Вильгельм замолчал и пристально взглянул на своих приближённых, проверяя, какое впечатление произвели на них его слова. Однако в их глазах не было энтузиазма, они излучали тревогу и неуверенность, те самые чувства, что мучили его. Герцог нахмурился и опустил взор, и в этот миг ему на помощь пришёл настоятель Ланфранк.

— Скажи, сын мой, — тихо обратился он к де Монфору. — Нет ли у тебя известей, способных порадовать нашего сюзерена?

— Есть... — вздохнул барон.

— О чём это вы тут толкуете? — заинтересованно спросил герцог.

— Монсеньор! — возвысил голос де Монфор. — В лагере Гарольда неспокойно!

— Так что ж ты молчал? — возмутился Вильгельм. — С этого и надо было начинать. Рассказывай!

— Северяне недовольны усилением рода Годвина. Они в любой момент могут взбунтоваться.

— Ты имеешь в виду графа Моркера?

— Его, монсеньор. И его брата Эдвина, — кивнул барон.

— Но ведь Гарольд удовлетворил их требования.

— Это ничего не меняет.

— Хм... Интересно, — задумался Вильгельм. — Если отколоть от Гарольда север, ему конец. Однако я уже вступил в союз с Тостигом. А он потребует Нортумбрию... Над всем этим надо хорошенько поразмыслить...

Он взглянул на приближённых и, встретившись с озадаченными взглядами посланцев, пояснил свою мысль:

— Граф Тостиг перешёл на нашу сторону.

— Не может быть! — непроизвольно воскликнул де Монфор.

— Вот так-то, Монфор, — усмехнулся герцог. — Хорош братец, нечего сказать.

— Да, монсеньор, — кивнул барон. — Сколь высок один — столь же низок другой. Преизрядный мерзавец!

— Не мерзавец, а умница! — одёрнул вассала Вильгельм. — Не ждёт милостей от судьбы, а пытается вырвать их силой, умело используя благоприятные обстоятельства. И правильно делает!

Де Монфор сконфуженно замолчал, а герцог, опустив голову, погрузился в размышления. Приближённые помалкивали, украдкой переглядываясь друг с другом.

— Мы с графом разработали хороший план, — разорвал тишину Вильгельм, — договорившись ударить одновременно. Однако мы немного изменим этот план. Мы нанесём удар не одновременно с Тостигом, а позднее... Граф смел и предприимчив, он склонит на свою сторону северных воителей. Пусть Гарольд попробует справиться с ними, пусть они колотят друг друга... А мы добьём того, кто останется в живых!

— Мудро, монсеньор! — в один голос воскликнули священники и лорд-сенешаль. И лишь де Монфор с сомнением поглядел на герцога.

— Но ведь бароны не хотят идти в поход, — значительно произнёс он.

— Куда они денутся! — нахмурился Вильгельм. — Клянусь Кровью Христовой, они не просто пойдут, а полетят вслед за мной. Вихрем!

Напоминание о непокорных вассалах вновь ухудшило его настроение, однако он взял себя в руки и с деланной бодростью произнёс:

— Однако хватит о делах. Нас ждёт Тостиг. Пора отпраздновать его прибытие. Ступайте в пиршественный зал, друзья мои. Я вас догоню.

Приближённые, поклонившись, направились к двери.