Борис Финкельштейн - Гарольд Храбрый

— Отец Ланфранк, задержись, — бросил им вслед герцог.

Настоятель замер у порога. Вильгельм опустился в кресло и жестом пригласил занять место напротив себя. Священник сел на предложенный табурет и выжидающе взглянул на своего повелителя.

Тот молчал, покусывая нижнюю губу. Высокомерное выражение сбежало с его лица — взгляд стал усталым и поникшим. Это не удивило отца Ланфранка, он слишком хорошо знал герцога и видел его всяким. Священнику льстило, что лишь в его присутствии грозный властелин норманнов мог позволить себе немного расслабиться. И лишь у него спрашивал совета.

— Твоё мнение, святой отец? — прервал паузу Вильгельм.

— Всё идёт своим чередом, сын мой.

— Меня тревожит Гарольд. — Вильгельм вздохнул. — Почему он так самоуверен? Надеется на помощь датчан?

— Вероятно, сын мой, — кивнул Ланфранк. — Как-никак, Свен — его дядя.

— Хорошо, что Тостиг с нами. Его измена поубавит пыл Гарольда.

— Бесспорно. Но ему нельзя доверять.

— Ты полагаешь, он переметнётся к брату? — уточнил герцог.

— При первой возможности, — подтвердил прелат.

— Но Гарольд не волен вернуть ему графство.

— Сейчас — да. Когда начнётся война — всё изменится.

— Согласен, — задумчиво произнёс Вильгельм. — Надо воспрепятствовать этому. Вот только как?

— Как?.. — переспросил прелат. — Тостиг обижен. Лучший способ — разжечь его гордость.

— Хм... Поясни-ка свою мысль. — Герцог заинтересовался.

— Извольте, сын мой, — кивнул настоятель. — Чем меньше мы будем ему помогать, тем сильнее будет его гнев.

— И он будет всё глубже увязать, совершая неразумные поступки?

— Истинно так, сын мой.

— Хитро, святой отец, — одобрил Вильгельм. — Однако оставим Тостига. С ним я сам справлюсь. А вот что делать с моими любезными вассалами?.. Я полагал, что до твоего возвращения из Рима сломлю их упрямство. Но увы — они упорствуют как бараны!

— И будут упорствовать, — усмехнулся священник.

— Так как же быть? Заставить их я не в силах...

— А вам и не надо применять силу, — пожал плечами отец Ланфранк. Он лукаво взглянул на повелителя и продолжил: — Вы не можете преломить стрелы, когда они собраны вместе. Но...

— Могу преломить их по одной, — закончил Вильгельм.

— Без всяких усилий, сын мой, без всяких усилий.

— Стало быть, мне следует вызывать баронов по одному?

— Именно так, сын мой. И брать с них слово... Тинг — порождение языческих времён, — продолжил настоятель после секундной паузы, — его время прошло. Теперь судьбу народа должны решать вы. И только вы!

Герцог откинулся на спинку кресла и погрузился в размышления.

— Хорошо, — прервал он молчание. — Положим, я склоню баронов. Но ведь для завоевания Англии этого мало.

— А Тостиг?

— Всё равно мало, — развёл руками герцог. — Гарольд силён, очень силён...

— Так, может, отказаться от этой затеи? — вздохнул прелат. — Благо есть прекрасный повод — ваши вассалы не хотят идти в поход.

— Не могу, святой отец, — покачал головой Вильгельм.

— Вы правы, сын мой, — согласился священник, — это уронило бы вас в глазах ваших подданных.

— Вот именно...

Оба вновь замолчали, обдумывая ситуацию.

— А что, если обратиться за помощью к Святому Престолу? — прервал паузу настоятель. — Правая рука Папы — отец Гильдебранд благосклонен к нам. И крайне не доволен Гарольдом...

— И что это нам даст?

— Благословение Святейшего Отца.

— Но ведь дело, которое я затеваю, нельзя назвать благим, — с сомнением произнёс Вильгельм. — Стоит ли вмешивать в него Господа?

— Стоит, ещё как стоит. Ведь мы уже обращались к нему. Вы забыли клятву, к которой принудили Гарольда?

— С твоего благословения! — напомнил герцог.

— Совершенно верно, сын мой, — согласился аббат.

— И ты полагаешь, Господу будут угодны наши деяния? — криво усмехнулся Вильгельм. — Разве этому учит Святое Писание, кое ты проповедуешь?

— Оно писано для простых смертных, — пожал плечами настоятель. — Вы же правитель народа. А всякая власть от Бога. Так что смело делайте своё дело, а я буду замаливать ваши грехи.

— И свои.

— И свои, — кивнул прелат. — Если Папа поддержит нас, вы сможете призвать под свою руку рыцарей со всех христианских земель.

— Думаешь, они откликнутся? — усомнился герцог.

— Были бы деньги, — пожал плечами настоятель.

— Что ж... Можно попробовать... — пробормотал Вильгельм, обдумывая предложение. — Клянусь Кровью Христовой, дело может выгореть! — с улыбкой заключил он. — До чего ж ты хитёр, святой отец. Хвала Создателю, что у Гарольда нет такого советника.

— Благодарю, сын мой, — потупил взор священник.

— Хорошо. Отправляй посольство к Папе, — распорядился Вильгельм. — Мы посулим ему щедрые бенефиции.

— Разумно, сын мой. Это не помешает, — согласился отец Ланфранк.

— И я так думаю, — герцог помолчал с минуту и весело взглянул на собеседника. — Что ж, святой отец. Ты развеял мои сомнения и заслужил хороший ужин. Надеюсь, ты не откажешься от жирного каплуна?

— Конечно, нет, сын мой, — расплылся в улыбке священник.

Герцог покинул свой покой и присоединился к приближённым. Кроме Тостига с супругой и уже известных лиц, на обеде присутствовали герцогиня и несколько норманнских сеньоров с дамами. Зал, в котором располагались пирующие, являл собою весьма внушительное зрелище — романские колонны с причудливыми капителями, диковинные оконные стекла, яркие драпировки и гобелены, всё это поражало взгляд.

Сама трапеза проходила с присущей норманнам чопорностью и пышностью. Менестрели наполняли зал нежными трелями, расфранчённые пажи умело делали своё дело, сеньоры наслаждались изысканными блюдами. Лишь повелитель норманнов плохо вписывался в эту идиллическую картину — он ел весьма рассеянно, ибо был равнодушен к плотским усладам. Быстро насытившись и утолив жажду, Вильгельм обратился к родственнику:

— Хочешь посмотреть на мавританских скакунов, коих мне недавно прислали?

— С удовольствием! — откликнулся Тостиг, с сожалением взглянув на блюда, стоявшие перед ним.

— Тогда ступай за мной! — Герцог встал из-за стола и стремительно направился к выходу.

— Одо, Осберн, Монфор! Я жду всех вас внизу! — бросил он на ходу. Приближённые поспешили следом.

Спустившись во двор, Вильгельм приказал одному из сопровождавших его оруженосцев:

— Свенельд! Приведи лошадей!

Тот побежал на конюшню и привёл в поводу трёх великолепных арабских скакунов. Герцог и его гость приблизились к лошадям. Благородные животные дико косили на людей глазами и нетерпеливо перебирали стройными ногами. Их бархатистая шкура играла и переливалась на солнце, рельефно выступающие мускулы нервно подрагивали.