Борис Финкельштейн - Гарольд Храбрый

.Гарольд встал с кресла и задорно вскричал:

— Так что, братья? Пойдём в бой? Или спрячемся за женские юбки, как советует нам Соломон?

— Смерть норманнам! — взревели саксы.

— Будем считать, что я вас убедил, — улыбнулся король. — Итак, завтра выступаем...

Одиннадцатого октября Гарольд вывел войско из Лондона и повёл на врага. Когда окраины остались позади, он съехал на обочину и окинул невесёлым взглядом свои разношёрстные полки. Ряды саксонских и датских дружинников сильно поредели, а ополченцы не вызывали особого оптимизма. Настроенные весьма воинственно, они были не обучены, неорганизованны и крайне плохо вооружены. Деревянный или бронзовый шлем, деревянный щит и в лучшем случае топор — вот и всё, чем они располагали. Некоторые из них не имели и этого и были вооружены лишь дубинами.

«Да, много с ними не навоюешь, — подумал король. — Будут путаться под ногами и мешать опытным воинам. Ничего, что-нибудь придумаем».

Тринадцатого октября Гарольд сблизился с врагом. Сакс расположил свои дружины подле Гастингса, на холме, что господствовал над долиной Сенлак.

— Вот он и пришёл! — злорадно подумал Вильгельм. — Я же говорил, что он не усидит в Лондоне. Сейчас кинется на нас очертя голову!

Но герцог ошибся — Гарольд и не думал на него нападать. Он приказал вырыть ров, насыпать вал и соорудить палисад. Расположив своих людей за этим прикрытием, он предоставил Вильгельму возможность сделать первый ход.

— Вот ведь хитрец! — раздражённо проворчал герцог. — Хочет заставить меня биться там, где ему удобнее...

— Да, монсеньор. Добраться до него будет трудно... — вздохнул стоявший неподалёку лорд-сенешаль.

Вильгельм косо взглянул на него и погрузился в размышления.

«Сакс опасен, очень опасен. Если я не смогу разбить его в одной битве — мне конец... — признался он самому себе. — Надо попытаться уладить дело миром... Или хотя бы раззадорить его...»

Герцог глубоко вздохнул и приказал:

— Отца Мейгрота ко мне!

Священник тут же явился на зов.

— Ты отправишься в лагерь саксов, монах, — начал властелин Нормандии. — И попытаешься склонить Гарольда к перемирию...

— К перемирию? — не понял отец Мейгрот.

— К перемирию! — подтвердил герцог и, холодно взглянув на монаха, продолжил: — Ты предложишь ему отречься и посулишь взамен Эссекс и все земли к северу от Хамбера.

— А если он не согласится?

— Напугай его Божьей карой.

— Он не суеверен... — покачал головой монах.

— Он-то, может быть, и нет, — раздражённо процедил Вильгельм, — но с ним его вассалы.

— Понял, монсеньор.

— Если и это не поможет, предложи на выбор: посредничество Папы... или поединок...

— Гарольд знает, что Папа на нашей стороне, — усомнился отец Мейгрот. — И рисковать судьбой народа в поединке он не будет. Это не в правилах саксов...

— Много рассуждаешь! — буркнул герцог. — Твоё дело — передать мои предложения. Ты всё запомнил?

— Да, монсеньор.

— Тогда ступай. Время не ждёт!

Монах поклонился и отправился выполнять возложенную на него миссию. Вильгельм проводил его хмурым взглядом.

Прошёл час. Герцог был в напряжении. Он то ходил по шатру, то усаживался в кресло, пытаясь взять себя в руки. Но справиться с волнением не удавалось, и он снова начинал ходить — это хоть как-то успокаивало.

Вдруг в лагере противника поднялся шум.

— Что там? — Вильгельм выглянул наружу.

— Не знаем, монсеньор, — ответил стоявший у входа Фитц-Осберн.

Вильгельм вернулся в шатёр и, усевшись в кресло, закрыл глаза. Шло время. Наконец поблизости послышались голоса, откинулся полог и в шатёр вступил запыхавшийся посланец.

— Ну что?

— Он отверг все предложения. — Монах развёл руками.

— А его люди?

— Непоколебимы.

Герцог сжал кулаки и опустил голову...

В лагере саксов стояла тревожная тишина. Большая часть дружинников улеглась спать, остальные сидели у костров и молча смотрели на огонь. И лишь в королевском шатре не умолкали голоса, то Гюрт и Леофвайн пытались уговорить Гарольда не участвовать в битве. Но все их слова были тщетными.

Тем временем наступила ночь. Как только погасли последние отблески заката, Гарольд приказал подать коня. Вскочив в седло, он в сопровождении Рагнара и братьев отправился на рекогносцировку. Всадники спустились с холма, проехали по долине и углубились в лес.

Ночь была тихой и тёмной. Луна то пряталась за тучи, то на мгновение выглядывала из-за них. Король и его спутники спешились и, ведя коней в поводу, осторожно продвигались вперёд. Ухнул филин. Летучая мышь пролетела над головой Леофвайна, коснувшись его крыльями.

— Вот дьявол! — выругался граф.

— Тихо, брат! — одёрнул его король. — У ночи есть уши!

Некоторое время саксы двигались в полном молчании. Вдруг Гарольд негромко чертыхнулся.

— Не шуми, Гарольд, — ехидно проронил Леофвайн. — А то перепугаешь норманнов.

Хакон не удержался и прыснул. Рагнар озабоченно спросил:

— Что случилось, мой король?

— Ничего не случилось, — тихо ответил Гарольд. — Я потерял ладанку, которую дала мне дочь.

— Ох и задаст же она тебе трёпку. — Леофвайн усмехнулся.

— Да уж, — буркнул Гарольд.

— Уймётесь вы наконец?! — прошипел шедший впереди Гюрт.

Разговор смолк. Прошло несколько тревожных минут, лес кончился, и впереди открылось впечатляющее зрелище. Лагерь норманнов горел и переливался тысячами костров.

— Да... Их действительно много, — мрачно произнёс король.

— А что, если ударить на них прямо теперь? — предложил Леофвайн.

— Нельзя, брат, — возразил Гарольд. — Стоит только нашим дружинам покинуть холм, как соглядатаи герцога оповестят его. Он поднимет конницу, и для нас всё будет кончено.

Он был прав. Дозорные, наблюдавшие за лагерем саксов, уже мчались к герцогу.

— Известие для монсеньора! — вскричал один из них, спрыгивая с седла.

— В чём дело? — спросил Вильгельм, выглянув из шатра.

— Монсеньор! Саксы в лесу!

— Что ты разорался? — оборвал гонца герцог. — Тут нет глухих!

Окинув воина суровым взглядом, он тихо произнёс:

— Следуй за мной, — и вернулся в шатёр. Дозорный вошёл вслед за ним и застыл у входа.

— Много? — уточнил герцог.

— Всего несколько человек. Их возглавляет знатный сеньор. Если глаза меня не обманули — это Гарольд!

— Гарольд?! — Вильгельм вздрогнул.

— Прикажете поднимать сторожевую дружину? — торопливо спросил дозорный.

Вильгельм собрался было кивнуть и вдруг неожиданно для самого себя произнёс:

— Нет!

— Но, монсеньор... — удивился дружинник.

— Я сказал нет! — отрезал герцог. — А теперь ступай. Я тебя более не задерживаю.