Владимир Афиногенов - Витязь. Владимир Храбрый

Поздно вечером на Куликовом поле слышался волчий вой, но почему-то он уже не был страшен. Владимир заснул в юрте крепким сном.

А во сне он увидел огонь до небес, который пылал на Красном Холме. Вокруг него бегали какие-то люди, то ли ордынцы, то ли русские - не разобрать, и отгоняли трещотками, свиристелками, верещалками птиц, которые так и летели в пламя. А птицы эти были кулики, что населяли открытое место между Доном и Непрядвой, Смолкой и Нижним Дубяком, - оттого поле и звалось Куликовым.

Проснувшись, Владимир рассказал сон брату.

- Огонь - ты видел недавно… За скопинским городищем, когда несчастные избы запалили…

А птицы - в жертву Богу или Духу. Скоро здесь или на Рясском поле такое начнется, тут уж не до птичек… Будет огонь и пепел!

- Да, брат, верно - не до птичек… Пусть и Божьих! Топор, меч и стрела… И будет великий огонь!.. - Подумав, Владимир Андреевич продолжил: - Перед великими событиями по христианскому обычаю во храме исповедуются, уверяют Господа в искреннем ему служении… Вот это место, брат, где мы стоим, - как храм… И здесь я хочу уверить тебя, Дмитрий, что еще с большим рвением буду служить тебе - великому князю - и нашему общему делу. А посему, как приедем в Москву, составим еще одну докончательную грамоту… Чтоб никто не вбивал между нами клинья и даже повода к этому не было…

- Добро, Владимир, добро…

По возвращении домой было составлено второе докончание: оно гласило то же, что и первое. Владимир надеялся, что это второе заверение о дружбе с братом станет теперь окончательным, но он ошибся. Будет еще, третье, последнее, и составят его братья при весьма трагических обстоятельствах…

Андрея Ольгердовича Полоцкого на Москве любили: он был человеком мужественным и в то же время обнаруживал простоту нрава. Со своим шурином князем Серпуховским они по характеру были очень схожи: могли восхищаться пением соловья и, не моргнув глазом, смахнуть мечом с плеч провинившуюся голову…

Андрей скорой походкой прошел в светлицу, где сидела за шитьем его сестра:

- Здравствуй, Прекрасная Елена!

- Не насмешничай, братец, - Елена была на последнем месяце: лицо припухшее - пила много воды, хотя лекарь и запрещал.

- Твой-то дома?

- У себя и, как всегда, читает…

- Знаю про ученость его.

- Опять улетает соколом. Все время - в ратях…

- Так и должно быть, сестрица… Мужчине - воевать, жене - детей рожать. Ты уж не сердись на него, а когда рядом с ним, люби крепче… Я знаю тебя с детства, чуть что не по-твоему - губы подожмешь и молчать будешь… А мужикам это сильно не нравится.

- Не забывай, я дочь самого Ольгерда!

- Ну, ну, Елена, не заносись… Не надо… Да после не говори, что я тебя не предупреждал. Владимир твой - терпелив, но знай, всему есть предел…

- Утешил… Ладно, иди к нему. Андрей поднялся в горницу.

- Владимир, ждут тебя на княжий совет. Сидящий за столом у окна князь Серпуховской обернулся:

- А-а, это ты, Андрей!.. Подойди сюда, посмотри, какая чудная вещь - «Земледельческий народный календарь»! Сколько тут всего интересного собрано… Вот, к примеру, это…

Полоцкий перебил:

- Князь, сказали, что дело срочное…

- Сколь живу на Москве, все здесь дела срочные… - Но, взглянув в лицо шурину, поспешно сказал: - Хорошо, хорошо, иду…

Андрей Ольгердович Владимиру нравился. Хотя он и был старше Серпуховского, но Владимир называл своего шурина просто по имени.

Андрей Полоцкий был умен, начитан, храбр, честен, не рвался к власти, оставаясь к ней почти равнодушным. Ягайло изгнал его из Вильно. На всякий случай, хотя знал, что Андрей ему не помеха. Прибыв в Москву под защиту Дмитрия Ивановича, Андрей получил от великого князя удел, но отнесся к этому спокойно. Назначил наместника, а сам остался в Москве, построив здесь себе терем. Владимир иногда шутил:

- Андрюша, ты ведь Полоцким прозываешься. А знаешь, какая река в прежней твоей вотчине протекала? А в теперешней?..

- У наместника спрошу, - вполне серьезно отвечал князь Полоцкий.

Зато дом его славился отменными пирушками, на которых присутствовали не только холостяки, но и женатые. В последнее время сюда зачастил и князь Владимир - все тяжелее и тяжелее ему было по вечерам оставаться наедине с «Еленой Прекрасной»…

- Ладно, о календаре потолкуем в другой раз, - свертывая рукопись, поднялся из-за стола Владимир.

В княжем совете на самой близкой к великому князю скамье всегда сидел старейший из бояр Андрей Свибл, но сегодня его не было. На месте Свибла Владимир увидел Боброка Волынского, который на вошедшего князя не обратил внимания, да и никто из бояр словно и не заметил опоздания брата Дмитрия Ивановича. «Если бы тут находился старый Свибл, он бы меня укорил…» - подумал Серпуховской.

- Теперь все в сборе, - Дмитрий Иванович, заметив удивленный взгляд Владимира, устремленный на Боброка, тут же поправился: - Нет лишь Андрея Ивановича Свибла, по болезни. Теперь его место до самого выздоровления будет занимать князь Дмитрий Михайлович.

Боброк-Волынец поднялся со скамьи и поклонился, как бы в сторону одного Серпуховского, который расценил этот жест как насмешку в свой адрес. Сразу вспомнились слова отшельника…

Решили послать с полками Владимира Андреевича и князя Волынского в Стародуб и Трубчевск - в укрепленные городки брянской вотчины Дмитрия Ольгердовича, так как Ягайло послал сюда в помощь брату свои войска. Чтобы упредить дальнейший удар Ягайло, который может напасть на пограничные земли Руси в тот момент, когда Мамай стронется из Сарая, следует князю Владимиру и князю Боброку как можно дальше отогнать литовские войска, для чего нужно осадить эти городки и взять их. А Андрею Полоцкому, который тоже едет с князьями, вменялось в обязанность уговорить брата Дмитрия принять подданство московское. Ежели последний не поддастся на уговоры, то пленить его и привезти в цепях в Москву…

Хотя, как всегда, главным в походе был назначен Владимир Андреевич, но от Дмитрия Ивановича Боброк-Волынец получил особые полномочия. Серпуховской почувствовал это, как только выехали за Москву.

Во-первых, число полков было разделено между Владимиром и Боброком поровну; одной половиной командовал Серпуховской, другой на равных правах - Волынский. Поэтому за Москвой свои полки Боброк выдвинул вперед, сказав, что он поспешит для взятия Стародуба, а Серпуховской пусть берет Трубчевск. Такая походная тактика была непонятна умудренному в ратных делах Владимиру, но он сказал:

- Если увидишь, Дмитрий Михайлович, много литовцев под Стародубом или в самом городке, немедленно мне сообщи, но в бой не встревай… Жди помощи.

Когда последний конный ратник полков Боброка скрылся в отдалении, Андрей Полоцкий поинтересовался: