Владимир Афиногенов - Витязь. Владимир Храбрый

Они поздравили битакчи от имени повелителя с возвращением с далекого Кавказа и передали благодарность Мамая за воздвигнутый в его честь холм. Принимая поздравления и благодарность, Батыр уловил в глазах начальника отряда конной гвардии ненависть, вызванную завистью. «Волк! - пронеслось в голове битакчи. - Вот такие волки и погубили несчастную девочку Акку и чуть не навлекли смерть на мою Фатиму», - но он улыбнулся начальнику и крепко, почти по-братски обнял его.

Когда тронулись в путь, Батыр оглянулся на холм. Укрытый сверху дерном, холм косматился ковыльной травой и походил издали на отрубленную голову, стоящую на земле, с глубоко нахлобученным на неё мал ахаем…

Карп Олексин, получив грамоту от великого московского князя к князю рязанскому, зашил её в поясной кушак, обернувшись им несколько раз, поверх надел кафтан, поклонился ранним утром при выезде из Фроловских ворот Дмитрию Солунскому на иконе и тронул легонько каблуками своего саврасого.

Конь вынес Карпа к яблоневым садам на Глинищах, а оттуда - к церкви Алексия-митрополита, которую по велению князей Дмитрия Ивановича и его брата Серпуховского назло новому митрополиту Киприану стали строить из белого камня…

Еще при жизни митрополита Алексия князья да и сам он, чувствуя приближение смерти, начали подыскивать будущего владыку. Предложили стать митрополитом игумену лавры Сергию Радонежскому, но тот твердо сказал: «Нет!» Поначалу князья и святитель Алексий были огорчены отказом, но, представив старца из Маковца с его загорелым обветренным лицом, ладонями в мозолях от лопаты и топора, в ослепительно-белых ризах, окруженного сонмом подобострастных священников, согласились с его решением.

Зато по-настоящему огорчились князья, когда на место митрополита Алексия прибыл из Киева болгарин Киприан, известный своим расположением к литовским князьям…

Чтобы не вызывать подозрений, Карпу решили не давать охрану.

- Как вручишь сие послание князю Олегу Ивановичу, не спеши покидать Рязань. Поживи, но не как в прошлом разе под видом мастерового, а как посланник великого московского князя… Подмечай все, а особливо за настроением рязанского князя следи… В послании указано, что хочешь ты почтить долгою памятью святых мучеников-братьев Бориса и Глеба и помолиться в их храме: поэтому надобно тебя определить на жительство при дворе Олеговом… Все понял?

- Понял.

- А теперь ступай.

Карп поздоровался с десятским, который начальствовал над рабочими, строившими церковь Алексия-митрополита, пожелал Бога в помощь каменотесам, улыбнулся, вспомнив, как сам с Игнатием Сты-рем тесал на Рязани камни. «Постой, постой… Игнатий-то, друг мой, почти брат названый… - вдруг задумался Олексин. - Я про Стыря и не вспоминал вовсе. Где он? Ведь его князь Олег Иванович в Орду посылал. Сколько времени прошло, он давно на Москве быть должен! На Яузе-реке его матушка живет. Как она там? Заскочу-ка к ней, а в пути на добром коне наверстаю время».

Подумав так, Карп направил коня почти в противоположную сторону. Будто Дмитрий Солунский надоумил: потому как, повернув, тем самым Олексин избежал засады, которую устроил ему племянник Тохтамыша как раз по дороге на Оку, на Коломну. Не знал, конечно, Акмола, что свернет со своего пути Олексин, и подавно предположить не мог, что место, выбранное для засады, - возле Васильевского луга, в сосновой роще, при впадении небольшой речки Рачки в Москву-реку скоро войдет в историю Руси. Здесь в честь павших русских воинов в битве с золотоордынцами будет заложена церковь Всех Святых на Кулишках [79] [79] Кулишки - маленькие кулиги, то есть лужки на берегу реки. в 1380 году. И по этому Васильевскому лугу будут идти на Куликово поле русские ратники и возвращаться обратно с победой.

Вторая засада ожидала Олексина возле Девичьего поля у Коломны. Здесь августовским утром великий князь Дмитрий Иванович и князь Владимир Андреевич устроят смотр своим войскам. «Русские же сынове поступиша поля Коломенския яко невместно быть никому же зрети очима от множества силы», так запишет летописец.

Карпу Олексину надо было проехать холмистую местность, что называлась Три горы, тропинкой выбраться к ручью Кокую, который брал свое начало из лесного островка и вливался в Сосновую реку, или Яузу. У ручья Карп слез с коня, напился и, присев, загляделся на зеленый, в цветах, лесной островок.

Конь шумно щипал высокую сочную траву. Звучно пели птицы. А на душе Карпа от невеселых дум было муторно. Предчувствовал он нелегкую встречу с матерью пропавшего друга.

Наконец Карп взял за узду коня и вскоре вышел на берег Яузы, на котором стояло село. Сразу увидел избу, топившуюся по-белому, со слюдяными окнами, даже не избу, а дом - как-никак живет мать княжеского дружинника. Возле дома - береза. «Все, как говорил Игнатий… Особливо про березу сказывал, что посадил еще его прадед, ходивший с князем Невским на север воевать немца и шведа…»

Завидев человека, одетого по-походному, рослого, широкоплечего, явно воина, ведшего на поводу коня, из изб стали выходить люди. Вот и на крыльцо дома вышла худенькая чистенькая старушка, сложила ковшиком ладонь и поднесла ко лбу, чтобы лучше разглядеть незнакомого ратника.

Карп привязал к березе коня, шагнул навстречу старушке и сказал растерянно:

- Здравствуй, матушка!.. Не пугайся, не привез я тебе плохих вестей. Друзья мы с твоим сыном, по его просьбе заехал. Не горюй, он скоро вернется!

Карп и сам поверил, что скоро войдет в этот дом его друг Игнатий, а еще - будто это и в самом деле его родная давно умершая мать, постаревшая и поседевшая…

«Эх, беда, беда», - вздыхал Олексин на всем пути от дома Стыря до самой столбовой дороги на Коломну.

А в это время на поляне слуги Акмалы ели сырое мясо - костра не разжигали, боясь спугнуть княжеского посланника. Вдруг из-за кустов показался в лисьем малахае, хотя была середина лета, ордынец.

- Едет! Тише! - Он приложил палец к губам. Все вскочили. И, держа в одной руке лук, а другой прижимая к бедру колчан со стрелами, крадучись побежали в ту сторону, откуда уже явственно доносился стук кованых копыт. Судя по тому, как размеренно раздавался этот стук, всадник ехал медленной рысью.

Олексин покачивался в седле, тихонько посвистывая. Конь вдруг всхрапнул, перешел на шаг и за-прядал ушами. «Волки?» - хватаясь за луку седла, Олексин резко потянул с бедра колчан со стрелами.

Саврасый, привыкший к чистоплотности, учуял запах немытых тел и вовремя предупредил своего хозяина. В этот миг рядом стрела впилась в вековой дуб. «Засада!» - У Карпа гулко застучало сердце, он ударил в бока коня, тот прыгнул вперед, ломая кусты, и помчался к реке.