Владимир Афиногенов - Витязь. Владимир Храбрый

Ордынцы, вскочив на своих лошадей, гортанно гикая, кинулись в погоню. Карп оглянулся: ломался в дубраве мелкий кустарник - стоял шум и треск.

- Помоги, саврасый! - взмолился Олексин. Не за себя взмолился, знал прекрасно, почему засада: за грамотой князей московских охотятся…

И точно понял конь - в один миг вымахнул на крутогор, с которого открылась водная гладь Оки, где сновали рыбацкие лодки.

Как только первый ордынец выскочил из леса, Карп пустил стрелу. Всадник резко откинулся на круп коня, запутавшись в стременах, и поволочился за ним. Олексин довольно усмехнулся, но тут сразу две стрелы впились в задние ноги его коня, - убийцы явно целились не в Олексина: попади в него, Карп упал бы под откос в воду. Можно выловить труп, но что будет с посланием, побывавшим в воде?!

Конь Олексина заржал от боли и рухнул на бок. Карп еле успел высвободить ноги из стремян и прыгнул вниз, к реке. На той стороне Оки засечные стражники, увидев ордынцев, выскочивших из леса, и всадника, потерявшего лошадь, замахали руками, закричали. Сразу несколько рыбаков, находящихся близко к берегу, бросились на помощь Олексину. И вовремя; когда ордынцы появились на берегу, Карп был уже в одной из лодок. Не раздумывая, он схватил лежащий на корме щит, сбитый из досок, и прикрыл им себя и сидящего в лодке гребца. Тут же в щит впились несколько стрел. Но они не причинили никакого вреда, лодка быстро удалялась от берега.

Щиты лежали, как правило, в каждой рыбацкой лодке. Было время набегов, частых мелких стычек с разбойниками.

Нападали и небольшие группы ордынцев с Дикого поля и свои тати, грабившие крестьян, купцов и поместья бояр. Завидев лодку, плывущую по реке, они обычно пускали в неё стрелы с берега, и тогда рыбак бросался на дно, прикрывая себя щитом.

Узнав, по какому делу московит оказался в рязанской земле, ему отрядили в сопровождение из засечной сторожи двух ратников и выделили коня. Олексин поскакал в Рязань.

По пути он пришел к выводу, что его выследил кто-то из ордынцев, живущих в Москве. «Соглядатаи за каждым углом, - отметил с горечью, а потом и про себя подумал: - А разве ты не соглядатаем снова едешь к князю Олегу Ивановичу?.. А разве, «плотничая», не следил за ним, не высматривал, что да как?! Видно, так уж будет идти жизнь, пока в ней будут враги и недруги. И ничего не изменишь…»

На Олеговом дворе Олексин был принят хорошо, будто в прошлый раз ничего не было… Рязанский князь, прочитав грамоту, поблагодарил великого московского князя и его брата в присутствии Карпа, потом наказав верному слуге, дядьке Монасею, следить за ним денно и нощно.

Олексину отвели помещение на Олеговом дворе с выходом через княжескую гридницу на площадь, выложенную тесаным камнем и окруженную постройками из крепкого дуба: не проскользнешь незамеченным… Даже в храм Бориса и Глеба Карп ходил теперь крытой галереей, соединяющей церковь с княжескими хоромами.

«Вот Олег Иванович мне тюрьму сотворил… Эх, крылья бы!» - думал Олексин, глядя в окно на клочок синего безоблачного неба между постройками.

Однажды, сидя перед окном, он смотрел по обыкновению на небо, потом перевел взгляд вниз и ахнул: во дворе кормила голубей Алена с маленьким сыном Олегова зятя. Та, которая в Мещере проживала…

Первая мысль была - выбежать, за руки красавицу взять, в глаза глянуть. Но вовремя одумался: тайком надо свидеться.

Стукнул в окно, приник к нему лицом. Алена обернулась, увидела и всплеснула руками. Заколотилось сердце: значит, не чужим он стал ей. Вечером нашли возможность свидеться - в темном углу гридницы. Олексин узнал, что Шкворень умер, пожалел Алениного мужа, но в глубине души возрадовался - теперь ничто и никто не послужит препятствием для их любви.

- А как ты на Олеговом дворе оказалась? - спросил Карп Алену.

- Так вот и оказалась. Как умер муж, княгиня Ефросинья пригласила меня за внуком доглядывать. Вроде мамки. Ведь в Мещере у меня никого не осталось из родных и близких.

- Аленушка, я теперь тебе и родной и близкий, - нечаянно вырвалось у Олексина.

- Пока не надо, Карп… Не говори так. Я ведь по мужу еще и сороковины не справила… - Но слова словами, а глаза Алены вспыхнули радостным огнем.

Вот и поднялась Мамаева великая силища. На Русь поднялась! Дивясь необъятным водам Итиля, ехала на арбах, где лежали кованые латы, длинные тяжелые копья и арбалеты, наемная рать фрягов. В центре войска пешим порядком двигались бесермены, армяне, черкесы, ясы, аланы, буртасы - народы Кавказа. Конные подвижные ордынские сотни окружали это разномастное воинство, словно скорлупа середину яйца, не давая растекаться в стороны и сохраняя порядок.

Скрип телег и рев верблюдов слышался на десятки верст, а многочисленные табуны коней и стада баранов поднимали такую пыль, что вороны, летящие сзади, старались набирать большую высоту.

На другой день перехода войско Мамая остановилось, и в густых дремотных лесах на левом берегу Итиля застучали топоры и завизжали пилы: великий приказал строить плоты. Их вязали воловьими ремнями. Когда переправились на другой берег и бросили ненужные бревна, то они почти запрудили реку…

Прорицатель Фериборз спустил к реке лодку, доселе хранившуюся в скальной нише, заполненной водой, поставил парус и поплыл, оглядываясь на глиняный город с белыми минаретами. Сердце Фериборза радовалось - он везет своему повелителю Тохтамышу весть, за которую тот хорошо заплатит. К тому же он, Фериборз, немало приложил усилий, чтобы подвигнуть Мамая на этот рискованный шаг - пойти войной на урусов.

Тохтамыш, узнав о походе темника, подергал золотую серьгу в правом ухе, подарил одну из своих гаремных красавиц прорицателю и отправил тайно в стан Мамая соглядатаев, чтобы они следили за его продвижением в сторону Москвы.

Опустел Сарай. По кривым улицам ветер носил мусор. Не стоял привычный конский топот конной гвардии повелителя - лишь ревели ишаки бедняков да купцов.

Со своим товаром Музаффар с Зухрой заблаговременно нашли приют у владыки Ивана, в православной церкви. В обычные дни купцов не трогали, но перед походом повелителю нужны большие средства… В церкви у владыки находились и пленники ханского поруба - Игнатий Стырь и отрок Андрейка.

Все они сейчас собрались в притворе [80] [80] Притвор - пристройка с западной (часто также с северной или южной) стороны храма. . Музаффар и Зухра отчужденно косились на христианские иконы.

Старенький благообразный владыка, то и дело поправляя сползающую палицу [81] [81] Палица - духовный меч, четырехугольный плат с вышитым крестом, и вшитой внутрь частицей мощей святого привешиваемый за один угол к верхней одежде епископа справа бедра. , служил литургию в храме при отверстых церковных вратах, которые с начала Пасхи не затворяются всю Светлую седмицу в знак того, что Иисус Христос отверз православным врата Небесного Царства.