Валерий Воронин - Древние корни Руси. Сцилла и Харибда человечества

– Так сколько же чаирам лет? – спросил Стас.

– Первым?

– Да, первым.

– Не знаю, – Николай пожал плечами, – сказания о садах Семирамиды уходят к шестому веку до нашей эры, а по отдельным исследованиям – даже к девятому. Если наши чаиры были образцом для них – значит, они ещё старше…

Я же подумал, что само имя царицы Семирамиды очень необычное. Возможно, оно имеет и другие значения, не только «горная голубка». Семирамида… чаир… ярус… – какие мощные, насыщенные силой слова. Только как их правильно истолковать?

Поздно вечером я вернулся в Севастополь, хотя, признаюсь, задержался бы у Стаса ещё на пару дней. Но родственница, у которой я остановился, очень уж просила, чтобы я приехал. На следующий день было Вербное воскресенье. И Мария хотела, чтобы я освятил в храме несколько веточек ивы, которые она заблаговременно срезала и поставила в воду. Я не мог отказать гостеприимной хозяйке и, конечно же, утром следующего дня пошёл в храм. Точнее сказать – поплыл.

Я избрал для себя Свято-Никольский храм на Северной стороне, куда надо было плыть катером. Он находился дальше остальных севастопольских храмов, зато у меня сложились с ним особые отношения. Первый раз я побывал в нём ещё в молодые годы, будучи студентом. Я прослышал, что храм имеет необыкновенную для христианства, да и вообще русского зодчества, форму пирамиды. К тому же у меня были и другие, личные интересы к этому месту, о котором я ещё расскажу. Так что первое знакомство с храмом-пирамидой у меня состоялось давно. Помнится, тогда его реставрировали. Во время войны снарядом срубило вершину пирамиды храма, и несколько десятилетий он стоял в запущенном состоянии. Я разговорился с прорабом, производившим ремонтные работы, представился студентом строительного института (что было правдой), и мне на несколько минут разрешили побывать внутри, где вовсю шла реставрация, стояли леса и шныряли рабочие.

Вторично я побывал в Свято-Никольском храме спустя много лет. Как-то с друзьями оказался на Северной стороне, и мне, конечно же, захотелось посмотреть на то, как строители и реставраторы выполнили свою работу. Перемены между тем, что я видел прежде и что открылось теперь, были разительны. В храме, кроме женщины-свечницы, никого не было. Я поставил свечку и долго смотрел на огонь. Почему-то думалось, что сюда теперь попаду не скоро. Но, как видно, я ошибался.

Мой третий визит состоялся по воле Марии. И я теперь понимал, почему она сама не решилась идти в храм, сославшись на нездоровье, боли в ногах. Людей было столько и стояли они так плотно, что мне вскоре стало не по себе. Я и представить не мог, что столько желающих посещают Свято-Никольский храм по большим православным праздникам. Мне было с чем сравнить день сегодняшний и тот, когда я впервые сюда попал.

Наконец ветки, которые я держал в руке, были освящены, служба завершена, и я выбрался из храма. К моему удивлению, вокруг стояли массы людей. Очевидно, они уже подошли после меня и не смогли попасть внутрь. Люди выстроились цепочкой, и батюшка подходил к каждому человеку и освящал его и принесённые им ветви ивы или вербы.

Я отошёл в сторонку, к какой-то группе людей, чтобы не мешать тем, кто ожидал момента освящения водой. Можно было двигаться домой, и я лишь выискивал проход между людьми, где сподручней пройти дальше.

Неожиданно к нам подошёл ещё один священник, очевидно настоятель храма, как я понял. Он предложил пройти в трапезную, где были накрыты столы по случаю Вербного воскресенья. Люди, стоящие рядом со мной, очевидно, были хорошо знакомы с отцом-настоятелем, я же попал в эту компанию абсолютно случайно. Но как мне было отказаться, не проявив своего неуважения к батюшке? Пришлось вместе со всеми приглашёнными отведать скоромной пищи. Я знал, что ещё не закончен пост и особых яств не будет, что и случилось, но тем не менее сам факт праздничного обеда с настоятелем храма-пирамиды меня воодушевлял.

Помещение трапезного зала было просторным. Людей в нём оказалось гораздо больше, чем я мог предположить. Многие уже сидели, но при появлении настоятеля люди дружно поднялись и начали поздравлять его с Вербным воскресеньем. Надо сказать, такое радушие, искренность, исходившие от прихожан, меня приятно удивили, и я больше не смущался, как в первый момент, когда переступил порог трапезного зала.

Скромно усевшись в дальнем углу стола, я пытался не привлекать к себе внимания, чтобы не выдать своей неосведомлённости в правильном поведении в подобных местах. Но вскоре всё встало на свои места. Пришёл хор во главе с регентом и по просьбе священника исполнил несколько песнопений. Люди, сидевшие за столом, по своей воле, подчиняясь какому-то внутреннему желанию, поднимались со своих мест и провозглашали здравицы в честь храма, священства, прихожан или вообще жителей Севастополя. Другие благодарили святых, в первую очередь святителя Николая. Некоторые рассказывали о своей собственной жизни и тех эпизодах, когда им была оказана помощь свыше. Таких случаев у каждого из сидевших рядом со мной набралось в достатке. Я слушал и удивлялся. Ведь и в моей жизни нечто похожее происходило. Но решиться и рассказать о подобном окружающим не достало сил хотя явно понимал, что без помощи извне, без вмешательства небесных сил, в моих изысканиях не обошлось.

Вскоре снова запел хор. Но теперь песнопение, известное многим, подхватили все, кто был в трапезном зале. И такое воодушевление наполнило трапезу, что и я невольно стал подпевать. У меня сложилось впечатление, что люди прониклись какой-то братской любовью, единением, и такое состояние может продолжаться бесконечно долго. У меня от пения даже мурашки по коже пошли. Как всё необычно!

Я не понимал, куда попал. Раньше мне всегда казалось, что люди, идущие на трапезу, всегда угрюмы и по-монашески строги. Никакие эмоции им не сопутствуют, всё происходящее вокруг – в жёстких рамках церковных канонов. И вдруг – такая открытость… Я впервые в жизни воочию увидел, что хоть на короткое время люди могут быть друг другу братьями, близкими по вере, мироощущениям, взглядам…

Мне захотелось снова пойти в храм и поставить как можно больше свечей, чтобы они освящали и иконы, и лица людей…

Между тем хор спел один из русских романсов, а настоятель, которого все называли отцом Георгием, напомнил, что Николай II, последний русский император, очень любил этот романс. А также то, что государь, будучи в Севастополе, непременно посещал Свято-Никольский храм, считая его одним из любимых. После церковной службы он также бывал в этом трапезном зале и, возможно, для него исполняли хором те же песнопения, что и сегодня.