Лейла Элораби Салем - Григорий Отрепьев

– Уже наступают счастливые времена: вместо оружия – любовь, вместо грозной стрельбы – доверие, вместо жестокого и поистине поганского пролития крови – взаимная симпатия, вместо лукавого коварства – с обеих сторон радость утешения, а если бы и оставалось еще недоверие, то отношение и узы родства его погасят.

После пышного приема сандомирский воевода вместе с царем прошествовали на службу в церковь, что не понравилось многим православным, не желающих видеть в храме латинянина, не подозревая, что и сам государь уже несколько лет является католиком. В церкви царский тесть вместе с остальными поцеловали крест, приняв из рук патриарха Игнатия благословение.

После церкви Григорий и Юрий Мнишек снова приехали во дворец, где уединившись в кабинете, долго обсуждали все детали предстоящей свадьбы и судьбу Марины, которая вот-вот уже должна была скоро приехать в Москву. За переговорами последовал пир, на котором играл целый оркестр из сорока музыкантов, привезенного его другом саноцким старостой Станиславом Мнишком. Будучи ровестником царя, Станислав заручился его поддержкой, дабы в дальнейшем получить высший чин при русском дворе.

На пиру Григорий был одет по-гусарски в парчовый кафтан с красным плащом, отделанным жемчугом. Он пил вино из золотого кубка, громко смеялся любой шутке, танцевал мазурку вместе с другими панами, ведя под руку прекрасную польскую даму. Позже ему пришлось снова переодеться в русский наряд, ибо Юрий Мнишек пожелал встретиться с инокиней Марфой, дабы оказать ей почтение и поблагодарить за сына, ставшего его зятем.

Уставший, немного захмелевший Григорий не смог отказать воеводе. Вместе они прибыли в Вознесенский монастырь, где Марфа Федоровна оказала им радушный прием, втроем они долго вели беседу, царь охотно выступил в роли переводчика.

Поздно вечером, когда на небе ярко загорелись звезды, царь и Юрий Мнишек вернулись во дворец. Продолжив пир, длившийся до самого утра, Григорий заметил, что его тесть сидит угрюмый за столом, почти не притрагиваясь к еде. Подойдя к нему, он сел с ним рядом и спросил:

– Пан, с вами все в порядке?

Тот поднял на него уставшие, над набухшими мешками, глаза и ответил:

– Мне что-то нездоровится, стар я стал для такого веселья.

Григорий, молодой, быстрый, тут же приказал челяди провести воеводу в покои и позвать лекаря, дабы тот оказал ему помощь. Когда старик ушел, молодой человек облегченно вздохнул, что, наконец-то, избавился от пристального наблюдения и продолжил веселиться, позабыв и о тесте, и о супруге. Вместе с Басмановым и Хворостининым царь пил вино, обнимал польских дам, которые не прочь были позабавить с ним, танцевал с ними мазурку, позже в зал вышли карлики с обезьянками в руках, которые показывали различные представления. До рассвета гремела музыка, а тучи все сильнее и сильнее сгущались над дворцом.

Через день, отоспавшись и преободрившись, царь велел всех позвать на медвежью охоту, которую он так любил. Среди приглашенных был и Юрий Мнишек, который был даже рад хоть на время покинуть пределы царских стен.

Рано утром, после звона колоколов, царская процессия выступила из дворца по направлению к лесу, где стоял специально отведенный загон для медвежьей охоты. Впереди ехал Григорий с Юрием Мнишеком, за ними на полшага следовали Басманов, Мосальский, Молчанов и два боярина из рода Нагих, далее шли остальные члены Думы, дворяне, польские паны, выпившие изрядную долю вина и потому уже были навеселе. Замыкали шествие охрана и польская пехота, двое человек вели на поводках больших собак охотничьей породы. Громкий лай, ржание коней, топот множества ног раздались по округе, распугав птиц.

Выехали на поляну близ чащи. Григорий подал знак рукой остановиться и достал рогатину, бесшумно спустившись на землю. Все замерли. Собаки, учуяв дикого зверя, подняли холки и тихо зарычали. Мнишек сильнее сжал поводья, боясь вывалиться из седла, если вдруг лошадь от неожиданности всхрапнет и понесется обратно. Неподалеку раздался треск ломающихся веток. Среди листвы показалась бурая шерст. Огромный медведь неторопливым шагом вышел на поляну и, не замечая охотников, принялся что-то нюхать в траве. Григорий, усмехнувшись, один стал подкрадываться к медведю, решив застигнуть того в расплох, но зверь, почуяв опасность, встал на задние лапы и громко взревел. Тут лохматые собаки, злобное лая, подлетели к нему и окружили со всех сторон, не давая медведю шанса сбежать. Огромный косолапый зверь мужественно отбивался от нападающих, но постепенно у него закружилась голова и он сел на траву, устало отбиваясь.

Царь приготовил роготину и пошел на медведя, приказав остальным не двигаться и не стрелять, если на то не будет причины.

– Да этот зверь растерзает его! – воскликнул Юрий Мнишек, в тайне все же беспокоясь о зяте.

– Не волнуйся, пан, он ходит на зверя не первый раз, – успокоил его Басманов.

Григорий бесстрашно подходил к медведю, его глаза горели в порыве ярости, ему хотелось как можно скорее всадить оружие в сердце зверя, но он понимал, что один опромечтивый шаг, и его мертвое тело падет к лапам медведя. Собаки, продолжая бегать покруг косолапого, прекратили лаять по команде хозяина, который, подняв роготину, в один миг отрубил зверю голову. Огромное тело бесформенной массой рухнула на земь, обогрив горячей кровью зеленую траву.

Раздался взрыв ликования. Бояре, паны и служивые люди подбежали к охотнику и наперебой забросали комплиментами, восхваляя его отвагу и силу.

Вечером слуги развели костер, поджарив на вертелах куропаток и заяца, которого недавно поймали паны, разгоряченные охотой. В большие кубки налили вино, на земле расстелили ковры, дабы охотники смогли вдоволь наесться после удачной охоты.

Григорий, выпив в больших количествах вино, захмелел, алкоголь ударил ему в голову. Дабы развлечь гостей, он приказал кому-то из слуг принести подкову. Все поляки удивились, для чего сейчас подкова? Столпившись возле царя, они ждали, что будет. И то, что они увидели повергло в шок, даже сам воевода Юрий Мнишек поразился не меньше остальных. Одной рукой Григорий сжал подкову и с легкостью согнул ее. Во второй раз за день он услышал в свой адрес радостные возгласы и похвалу. Мнишек всмотрелся в его руки и удивился: у царя не было сильных мужицких рук, напротив, государь Московии обладал изящными белыми кистями рук с тонкими длинными пальцами. Невольно воевода представил эти руки на своей шеи и вздрогнул от неприятного ощущения.

Веселье продолжалось. Несколько чаш за раз было выпито Григорием вместе с боярами и панами. Захмелев, царя потерял самообладание, у него развязался язык. Вскоре он в обнимку с остальными горланил песни, рассказывал непотребные анекдоты, пел частушки с бранными словами. Многие бояре, среди которых был Василий Шуйский, краснели от смущения и стыда перед поляками за своего царя. Хмель тут же выветрелся у них из головы, даже Юрий Мнишек, ни разу не пригубивший кубок, расстеряно поглядывал по сторонам, желая провалиться сквозь землю из-за безобразного поведения венценосного зятя.