Виктор Поротников - Князь Святослав II

От напряженного ожидания отделения души от тела, а может, от жара свечей и дурманящего запаха ладана с чувствительной Анной внезапно случился обморок. Половчанка упала бы на пол, если бы не стоявшие подле нее Олег и Борис. Княжичи вовремя подхватили молодую женщину на руки, вынесли из людской тесноты в один из боковых приделов и осторожно уложили на мраморную скамью. Ода и Всеволод мигом оказались рядом.

- Бедняжка! Ей стало душно, - промолвила Ода, положив ладонь на горячий лоб Анны.

- Дитя она ждет, вот и недомогает, - склонясь над женой, сказал Всеволод. - Я предлагал ей дома остаться, не захотела.

Ода понимающе улыбнулась и легонько похлопала Анну по щекам. Половчанка открыла глаза.

На траурном пиршестве Изяслав пил сверх меры и в пьяном угаре вдруг поведал воеводам собирать войско, дабы идти в поход на Всеслава.

- Я поймаю этого колдуна, велю привязать к сосне и поджечь, - в ярости выкрикивал великий князь, - он у меня поизвивается в пламени! Этот гнусный червь рода человеческого! Почто я не казнил его, пока он у меня в темнице сидел? Все тебя слушал, преподобный отче! - Изяслав со злостью запустил костью в митрополита. - Твоей болтовне пустомерзкой внимал, от коей капуста и та завянуть может!

Видя, что оскорбленный владыка Георгий поднялся из-за стола с явным намерением покинуть пиршественный зал, Изяслав закричал:

- Неужто опять не угодил тебе, пресвятой отец? Мать твою разэдак! Куды ты от вин, солений да копчений заспешил, аль шило в зад тебе воткнулось? Может, перед уходом анафемой меня припугнешь, как когда-то, а?..

Увидев, что Изяслав загораживает дорогу митрополиту, Святослав пришел на помощь Георгию, схватив брата за руки.

- Идите, святой отец, - быстро проговорил Святослав. - Идите скорее! Не гневайтесь на брата моего, во хмелю он. Олег, отвори дверь владыке.

Олег вскочил со стула и, чуть не сбив с ног какого-то челядинца с подносом в руках, растворил тяжелые створки дубовых дверей.

Митрополит торопливо прошагал мимо княжича в своем длинном позолоченном облачении, сердито стуча посохом по каменному полу.

- На ступеньках не расшибись, боров греческий! - крикнул Изяслав вослед митрополиту. - Мое вино пьешь и меня же анафеме предать грозишься, Иудин сын! Отныне шиш тебе, а не десятина!

После митрополита пиршество покинули Гертруда и Эльжбета.

Изяслав и перед ними не остался в долгу:

- Проваливайте, польские шлюхи! Ишь, губы надули, аль речь русская ухо режет? Ну, так извиняйте, по-польски ругаться не умею!

- Угомонись, брат, - Всеволод попытался усадить Изяслава на место. - Виданное ли дело, чтобы…

- Цыц! - Изяслав вырвался. - Кругом умники да указчики! Все вокруг хороши, один я плох! Кому от чужих, а мне от своих сродников житья нет! Одним попрекают, другим… Никому верить нельзя. Все только и норовят себе урвать: что братья, что племянники.

Был сыночек Мстиша, никогда слова поперек не молвил, всегда подсобить был готов, и того прибрал Господь. - Изяслав заплакал навзрыд, как ребенок. - Почто Мстишу отнял у меня Вседержитель Небесный, взял бы хоть Святополка. С его-то умом только в звонари идти! На кого мне теперь опереться?.. Ох, тяжко мне!.. Ох, горько!..

У Оды навернулись слезы на глаза, она прикрыла лицо ладонью. Сидевшая рядом с нею Анна была бледна, в ее больших темных глазах была жалость к Изяславу.

Святослав сидел, облокотись на стол, тупо глядя в блюдо с икрой. Всеволод нервно покусывал ноготь. Его дочери, Янка и Мария, грустными глазами смотрели, как плачет Ода. Борис скользил задумчивым взглядом по лицам бояр, всякий раз натыкаясь на хмурый взгляд Олега, сидевшего напротив него. Юный Ярослав застыл с полным ртом, не смея жевать, когда все вокруг словно забыли о еде и питье.

- Ох, горе-горькое, камнем ты мне на сердце легло! - причитал Изяслав средь гробовой тишины. - Недолго полетал мой соколик Мстислав. Закрылися его ясные очи, обезжизнели крепкие рученьки… Ушел сыночек мой навсегда.

К Изяславу приблизился Ярополк и со слезами на глазах принялся утешать убитого горем родителя:

- Ну полно, тятя. Полно!.. Хоть и короток был век у Мстислава, но прожил он его достойно. От ворога не бегал, не лгал, с тобой был почтителен. Успокойся.

- А, Ярополк… - Изяслав поднял заплаканные глаза на сына. - Верно молвишь. Мстиша сечи не боялся и меня любил. А ты меня любишь?

- Всем сердцем, тятя. - Ярополк стал вытирать слезы с лица Изяслава. - Тебе бы прилечь. Вели кликнуть Людека.

- К черту ляха! - поморщился Изяслав. - Нешто ты не поможешь мне до ложницы дойти. А, сынок?

- Конечно, помогу. Обопрись на меня. Поддерживаемый Ярополком, Изяслав, шатаясь, побрел к двери, у которой стоял на страже польский мечник.

Когда Изяслав ушел, гости стали расходиться, унося в душе неприятный осадок: то ли от мысли, что бренность есть удел каждого, то ли от увиденного и услышанного на тризне.

* * *

На яблочный Спас [124]дружина Глеба вступила в Чернигов.

Святослава не было дома, и встречать дорогого гостя вышли Ода, Олег и Ярослав.

Ода глядела на статного витязя с выгоревшими до белизны волосами, дивясь переменам, Произошедшим в нем.

- Усы отрастил, - целуя Глеба, с улыбкой промолвила Ода. - А загорел как! Ну прямо агарянин!

- Иди сюда, агарянин! - воскликнул Олег, стискивая старшего брата в крепких объятиях.

- А это кто? Неужели Ярослав? - изумился Глеб, заметив самого младшего из Святославичей, с улыбкой смотревшего на него. - Когда я уезжал в Тмутаракань, он до плеча мне не доставал, а теперь, гляди-ко, почти с меня ростом!

- Так ведь шестнадцатый год ему пошел, - усмехнулась Ода.

Глеб прижал к себе Ярослава.

Вдыхая давно забытые запахи родного дома, Глеб переходил из комнаты в комнату, из светлицы в светлицу, разглядывая фрески на стенах и узоры на полу. В этом доме прошло его детство, отсюда он уходил в свой самый первый и самый дальний поход к теплому морю, сюда он возвращался и уходил вновь… Жизнь не стоит на месте, и здесь многое изменилось за его отсутствие. И только перила на лестницах да разноцветные стекла на окнах были все те же.

Олег и Ярослав сопровождали Глеба в его прогулке по дворцу, пока Ода и Регелинда накрывали стол в трапезной.

- А где отец? - спросил Глеб.

- В Любече, - ответил Олег, - готовит ладьи для твоей дружины. Ты ведь ныне новгородский князь!

- А ты ростовский? - улыбнулся Глеб.

- В Ростове покуда Владимир Мономах сидит, - сказал Олег и перевел разговор на другое, чтобы не огорчать честолюбивого Ярослава, которому пока не досталось княжеского стола.

Святослав вернулся в Чернигов поздно вечером, и сразу его густой бас зазвучал в гулких переходах каменного терема. Забегали челядинцы, замелькали огоньки светильников.