Виктор Поротников - Князь Святослав II

На углу горшечной улицы бородатый ремесленник в кожаном переднике злобно бросил во след князю и его свите:

- Затемно ушли, затемно вернулись… У, злыдни!

У Софийских ворот, ведущих в детинец, Изяслава встречала целая толпа богатых киевлян. Послышались громкие возгласы:

- Слава князю Изяславу Ярославичу!

- Слава защитнику нашему!..

«Да они издеваются надо мной!» - злобно подумал Изяслав и пришпорил коня, желая поскорее скрыться с людских глаз.

В дворцовые покои Изяслава внесли на руках: нога у князя распухла и сильно болела. Немедленно были созваны лекари, которые с озабоченными лицами взялись за лечение. После каких-то втираний боль немного утихла. Чтобы избавиться поскорее и от боли душевной, Изяслав велел подать вина.

Князь допивал уже третью чашу, когда к нему пожаловала Гертруда. С нею была служанка Эльжбета и постельничий Людек.

- Горе вином заливаешь, свет мой? - насмешливо промолвила княгиня.

Изяслав не ответил.

Гертруда глядела на мужа, склонив голову набок и улыбаясь снисходительно.

- Все-таки до чего слабы духом мужчины, - вновь заговорила Гертруда. - И откуда в них это скотское желание напиться при малейшей неудаче!

Изяслава больше всего разозлило то, что сказано это было при служанке и постельничем. Эльжбету князь ненавидел за ее скверный характер и за то, что благодаря Гертруде она стала любовницей Святополка; говорят, была уже на сносях от него. Эльжбета приходилась дальней родственницей княгине и та по-родственному опекала девушку, позволяя ей иной раз такое, чего другим служанкам не разрешалось.

Вот и теперь, после откровенной колкости Гертруды, Эльжбета хихикнула, опустив свои очаровательные глазки. В этой белокурой статной польке было немало очаровательного и помимо глаз: алые губы, ослепительно белые зубы, красиво изогнутые брови, фигура без малейшего изъяна… Изяслав мог бы быть снисходительнее к Эльжбете, если бы она допустила к своему телу и его, но великому князю в этом было отказано, причем в самой резкой форме. Покровительство Гертруды сделало девушку самонадеянной и развязной. Она гордилась своей красотой и свысока взирала на всех мужчин, этому научившись у своди покровительницы.

- Убирайся! - зарычал Изяслав на Гертруду и со звоном опустил опорожненную чашу на стол.

Княгиня смерила полулежащего в кресле мужа уничтожающим взглядом и вышла из светлицы. Эльжбета последовала за ней с кривой улыбочкой на устах.

Людек остался.

- Сходи-ка за Коснячко, - приказал Изяслав. - Да живее!

Людек удалился.

Покуда постельничий ходил за воеводой, Изяслав находился в обществе троих лекарей, которых он угостил вином в знак особой милости: боль в ноге почти не чувствовалась и Изяслав, порядком намучившийся в дороге, был рад этому как ребенок.

На робкие вопросы лекарей о величине опасности, нависшей над Киевом, Изяслав с пренебрежением ответил:

- Всыпал я поганым на Альту. Сюда не сунутся!

Изяславу вспомнилась сеча, истребленный в самом начале сражения половецкий отряд, степняки, павшие от его меча, что и говорить, рубились славно! Побольше удачи, и разбили бы Ярославичи ханов наголову!

Изяслав заговорил на эту тему.

- А все братья мои! - возмущался он. - Кабы слушались меня во всем, так без добычи назад бы не воротились! Горазды только языками трепать… Лей, чего смотришь! - Изяслав протянул чашу виночерпию. - За дружинников своих павших пью. За тех, кто без погребения в степи лежать остался, да упокоит Господь их души!

Изяслав самозабвенно перекрестился, подняв глаза к потолку, и осушил очередную чашу крепкого греческого вина.

Когда пришел Коснячко, Изяслав был уже изрядно во хмелю.

- Вот что, воевода, собирай пешую рать и опять пойдем на поганых, - Изяслав грохнул по столу кулаком. - Я покажу ханам, где хвост, а где рыло! За воинов моих павших сторицей отплачу! Опять же, Всеволода выручать надо. Чай, обступили его половцы в Переяславле.

Коснячко ответил, что придет завтра поутру все обсудить с князем на трезвую голову.

- Ты хочешь сказать, что я пьян? - нахмурился Изяслав. - А коль и так, тебе какое дело! Велено, так исполняй!

Коснячко молча поклонился и вышел…

Ночью дождь усилился. Непогода навевала на Гертруду, сидевшую с сыновьями, невеселые мысли. Настроение ее еще больше ухудшилось, когда Мстислав рассказал о подробностях проигранной битвы.

- Куда же Святослав и Всеволод подались? - спросила Гертруда.

- Каждый в свою вотчину, - ответил Мстислав.

- Кто же с половцами сражаться будет?

- Не знаю.

- Эх, князья русские, отдали землю свою нехристям на поругание, а сами разбежались по норам, как серки! - зло усмехнулась Гертруда.

Ярополк осуждающе посмотрел на мать.

- Мы честно бились, - молвил он, - и не храбростью превзошли нас поганые, но множеством своим.

- Киевская дружина дольше черноголовцев и переяславцев на месте стояла, - поддержал брата Мстислав.

Святополк помалкивал, сидя на стуле и глядя в пол. В этой битве он дважды был на волосок от смерти и то, что сумел ускакать на уставшем коне от наседавших половцев, считал вмешательством Господа.

- Да разве об вас речь, дети мои. В вашей доблести я никогда не сомневалась. У дядьев с отцом вашим единства нет, а без этого на врага выходить - пустое дело.

- Отец обещал дяде Всеволоду пешую киевскую рать в подмогу привести, - сказал Ярополк, заглядывая матери в глаза. - Я сам слышал.

- Мы только за тем в Киев и вернулись, - вставил Мстислав, больше всех братьев жаждущих битвы.

Гертруда печально улыбнулась и расцеловала сыновей.

- Ступайте спать, орлята! - с нежностью проговорила она.

Княгиня проводила любящим взором старшего Мстислава и младшего Ярополка, стоя у окна, за которым шумел ливень. Уходя, сыновья пожелали матери «покойной ночи».

- А ты что, спать не идешь? - обратилась Гертруда к своему среднему, любимому сыну. - Иди! Заждалась тебя твоя Эльжбета.

Святополк устало поднялся и направился к двери, даже не взглянув на мать.

- Святополк! - негромко окликнула его Гертруда. - Что с тобой? Я не узнаю тебя!

Княжич тряхнул головой, словно отгоняя дурман, и с виноватым видом приблизился к матери.

- Ты не болен? - забеспокоилась Гертруда. - Какой-то ты бледный.

Святополк пробурчал в ответ что-то невразумительное, торопливо поцеловал мать и ушел.

Гертруда осталась одна. В который раз княгиня пожалела о том, что не родилась мужчиной. Ей казалось, что будь она мужчиной, к славным деяниям польских и русских князей прибавились бы еще более великие. Она устранила бы всех врагов и соперников мечом и ядом. И уж, конечно, не напивалась бы в момент грозной опасности! Ведь бывали случаи, когда женщина становилась во главе государства, правда, это было в далекие языческие времена. Неужели ей, великой княгине, остается лишь смотреть на глупые выходки Изяслава, на его бездарное правление, терпеть все и быть покорной! Нет, если Гертруда и бывала покладистой, то только до поры…