Виктор Поротников - Олег Черниговский: Клубок Сварога

- Я так и думал, что с тобой кашу не сваришь, - Святослав рассердился. - Ещё один Феодосий выискался на мою голову! Ещё один праведник поучать меня надумал! Что же ты, брат, Изяслава не вразумлял, когда тот творил дела неправедные?!

- Изяслав ныне пожинает плоды своего недомыслия, - хмуро промолвил Всеволод, - а тебе лучше бы не тягаться с ромеями в коварстве, но доказать им своё величие благородством поступков.

Святослав в присущей ему манере не стал продолжать разговор. Хорошо разбираясь в людях, он знал, в какой ситуации на кого можно положиться. Сделав вид, что слова Всеволода его убедили, Святослав заговорил о том, что было бы неплохо соединить супружескими узами Всеволодову дочь Марию с одним из младших братьев императора ромеев.

- Но ведь Мария обручена с твоим сыном Романом, - слегка растерявшись, промолвил Всеволод. - Дело к свадьбе идёт.

- Не дело сводить на брачное ложе двоюродных браги и сестру, - мрачно сказал Святослав. - Поженили мы сына моего Глеба и дочь твою Янку, видя, как любят они друг друга. Казалось бы, благое дело сотворили. Ан нет! Священники-греки во главе с митрополитом Георгием и поныне брюзжат, что, мол, я потакаю кровосмесительству. А посему подыщем для Романа другую невесту, уж не обессудь, брат.

Всеволод не стал возражать, поскольку сам в душе желал подыскать для Марии иноземного жениха, только не решался сказать об этом.

От Святослава не укрылось, что брат не только согласен, но и рад возможности породниться с семьёй византийских императоров. Поэтому на встрече с греческими послами Святослав сразу заговорил о прекрасной возможности подкрепить военный союз Руси и Византии ещё и брачным союзом. Дальнейший разговор свёлся к тому, когда провести смотрины русской княжны и когда лучше сыграть свадьбу, которой придавалось особое значение ввиду того, что киевский князь считал это событие некой гарантией соблюдения ромеями данных ему обещаний. Об этих обещаниях не знал даже Всеволод. Святослав не собирался посвящать его, видя, что брат ни в коем случае не желает враждовать с ромеями.

Послы уехали обратно в Царьград, а Святослав послал гонца в Тмутаракань с повелением Роману расправиться с корсуньским катепаном…

В начале осени из Киева отправился в столицу ромеев целый караван судов. На самой большой и красивой ладье плыла дочь Всеволода Ярославича. Вместе с КНЯЖ" ной в далёкий Царьград отправились её верные служанки и доверенные люди Всеволода, которым надлежало на месте выяснить, годится ли в мужья Марии предлагаемый жених, не страдает ли он телесной немочью или помрачением рассудка. Послал в Царьград и Святослав своего боярина, которому предстояло договариваться от лица киевского князя с самим Михаилом Дикой.

В эти же дни свершилось ещё одно событие, коего долго ждал Святослав Ярославич.

По его указанию монахи Печерского монастыря вот уже два года составляли «Изборник», куда помещали многие известные труды нынешних времён и времён минувших, повествующие о суде, власти, справедливости и прочем, полезном для пытливого ума. В «Изборник» были вставлены отрывки из разных сочинений, переведённые с греческого и латыни, богословские тексты, но с таким умыслом, чтобы показать, что «князь бо есть Божий слуга человеком милостью и казнию злым».

Таким хотел видеть себя Святослав перед нынешними и грядущими поколениями.

Готовую книгу в новеньком переплёте из телячьей кожи принёс в княжеский дворец новый игумен Печерской обители - Стефан.

Святослав встретил Стефана с непоказным радушием, поскольку в прошлом тот не раз гостил в Чернигове и даже помогал иноку Антонию, спасавшемуся от гнева Изяслава, основать близ Чернигова Ильинский пещерный монастырь. Преемником Феодосия в Печерском монастыре Стефан стал тоже не без помощи Святослава. Двух этих в сущности разных людей связывало одно: стремление поставить Киевскую Русь во главе всех православных государств. И если Святослав на этом поприще был готов действовать копьём и мечом, то Стефан избрал своим оружием славянскую письменность, полагая, что слово, написанное кириллицей, весомее греческих молитв, звучащих во многих русских храмах.

В октябре война в Богемии закончилась.

Отчаявшись одолеть русскую рать, Вратислав попросил мира. Он заплатил Перенегу откуп в тысячу гривен серебром да ещё снабдил русичей едой на дорогу.

Киев встретил победоносное войско колокольным пионом и толпами ликующих людей.

Потом был пир в великокняжеской гриднице, где среди всеобщего веселья звучали похвалы молодым князьям Олегу и Владимиру, достойно проявившим ceil л в трудном далёком походе. Не был забыт и Перенег, чьё ратное умение и жизненная мудрость как нельзя лучше пригодились в столь нелёгком для русских полков испытании. Старшие дружинники, соратники Перенега, провозглашали здравицы и в честь Святослава, давшего им в предводители умелого воеводу.

Олег недолго посидел за пиршественным столом и покинул гридницу вскоре после того, как с пиршества удалилась Ода.

Ещё перед пиром Олег и Ода условились о встрече в одном из укромных покоев на женской половине дворца.

Олега туда провела Регелинда: ему самому не удалось бы отыскать нужное помещение и не привлечь внимание служанок. Дворец был так огромен, что Олег с трудом ориентировался в нем, особенно в тёмное время суток.

Ода встретила его в одной исподней сорочице из тонкого полотна, сквозь которое проступали округлые формы её чуть располневшего, но не утратившего соблазнительной прелести тела. В сорок лет Олегова мачеха выглядела великолепно.

Он с порога громко объявил об этом. Ода рассмеялась счастливым смехом и кинулась Олегу на шею.

Их уста соединились, но всего лишь на мгновение: в светёлку заглянула Регелинда и сердито прошипела:

- Дверь-то на засов заприте, скажённые. Не терпится прямо!

Заперев дверь, любовники с жадным исступлением бросились друг к другу, одолеваемые одним-единственным желанием. Они сплелись в таком бешеном порыве, что едва не задохнулись.

Не насытившись лобзаниями, любовники устремились к ложу. Ода первая потянула Олега за собой. Стянув с себя исподнюю рубашку, она ждала, пока Олег избавится от одежд. Он нежно опрокинул мачеху на постель, действуя немного неловко и торопливо. Они лежали в обнимку - счастливые, разнеженные, благодарные…

Внезапно Ода стала расспрашивать про Гиту, которая недавно родила сына-первенца, ему Олег стал крестным отцом. Так пожелал Владимир.

Олег отвечал на вопросы коротко и односложно. Он вдруг ощутил какую-то неловкость, некий внутренний стыд. Причина этого была ему понятна. Расспросы пробудили в сердце Олега задремавшие было чувства к Гите, образ которой часто возникал перед мысленным взором. Олег догадывался, что Гита питает к нему такие же чувства, но вынуждена таиться, ибо отдана в жены Владимиру. Олегу казалось, что, лёжа в постели с Одой, он в чем-то предаёт кареглазую дочь Гарольда.