Андрей Косёнкин - Юрий Данилович: След

Не хуже батюшки был загадлив и дальнозорок Иван.

А в борьбе с Михаилом, которой так или иначе, но было не миновать, в отличие от воинственного и безоглядного Юрия Иван уповал не на силу, а на собственную хитрость и деньги.

Чай, давно уж русские дела не в Руси вершатся, а в Сарае. А татарская власть жадная да лукавая: правды все одно не найдёшь, но зато за деньги чего хочешь укупишь: хоть власть, хоть бесчестие. Впрочем, бесчестия Иван не боялся. Не дорого стоит честь на земле без власти и серебра, а властью и серебром и бесчестие скоро забудется, тем более на Руси. Потому что беспамятна Русь…

Словом, хоть и об одном, но шибко по-разному мыслили братья. Один маялся ущемлённым честолюбием, обиды в сердце расстравливал, другой - не столь рассчитывая на ближнее, сколь загадывая на дальнее, копил серебро в ожидании верного часа.

А час ждать себя не заставил. Правда, пока ещё не Иванов, а Юрьев час.

В лето тысяча триста четвёртого года наконец-то освободил Русь от бездарного, бездельного, кровавого и тягостного правления последний прямой отпрыск злообильного семени, гнуснейший и ничтожнейший из сынов Невского, великий князь владимирский Андрей Александрович.

Вот тогда в тёмный, глухой, неурочный час и прокукарекал заполошный московский петух: мол, новое солнце грядёт и имя тому солнцу - Юрий! Великий князь Юрий Данилович!

А, каково? То ли прокукарекал, то ли каркнул зловещим вороном.

Русь аж оторопела от ужаса: будто Андрей Александрович, найдя в племяше достойного преемника своих чёрных дел и своей бесовской души, в последний раз, уже из смрадной могилы, рассмеялся над ней жутким хохотом.

Как жизнь Андрея Городецкого была проклята, так и сама смерть его урядила на Руси долгую кровавую смуту, беспощадную братоубийственную резню меж Москвой и Тверью, меж Тверью и Новгородом, меж Новгородом и Москвой… меж русскими.

Ради какой славы? Ради какого величия?

Но если и впрямь стали мы велики - разве ныне мы по добру живём, а не по той же дремучей зависти? - стоило ли тех неисчислимых жертв наше вечное призрачное величие?

Не нам судить, как бы все пошло на Руси, если бы в тот давний и переломный век иначе сложился расклад сил не столько земных, сколько Небесных и сил с Небес низринутых, однако все кажется, что обернись тогда по-другому, то и вся наша жизнь иначе сложилась бы.

Лучше?

Бог весть…

Но, может быть, чище и выше? Трудно представить, чтобы злее, неправее и безжалостней, чем было на самом-то деле.

Ох, уже это навряд - злее некуда!

Не терпел предположений мудрый Карамзин, но и он, рассуждая о том глухом времени, не удержался заметить: «История не терпит оптимизма и не должна в происшествиях искать доказательств, что все делается к лучшему…»

То-то и оно, не все что делается, то и к лучшему…

Да вот что ещё примечательно: как окончательно вознеслась и утвердилась над Русью Москва, так и прервалась власть потомков Александра Ярославича Невского. Всякие правители были меж них: доблестные, как Дмитрий Донской, и мудрые, как Иван Третий. Да вот закавыка какая: предпоследним из Александрова рода правил Русью, будто в отмщение ей, чистый бес в человечьем обличье, царь Иван Васильевич воистину Грозный. А уж самым последним, точно в насмешку, сел на царский престол бедный сын его Фёдор. Правитель не то чтобы скудоумный, но слабый, Фёдор Иоаннович надеялся собственной кротостью и молитвами искупить предбывшие великие грехи великого рода. Только разве ж искупишь такие грехи?..

Может, оттого так зыбка и неверна русская власть, что стоит, как на ржавой, поганой болотине, на извечной лжи и крови?

Впрочем, нечего и вопрос задавать, коли он безответен.

Ну да это лишь к слову…

- Скажи, Иван, по сердцу: сам-то ты веришь в то, что мне талдычишь? - неожиданно спросил Юрий.

- Мне слово говорено, - улыбнулся Иван. - Смотря про что спрашиваешь?

- Да веришь ли, что кабы батюшка был теперь жив, так тот же Михаил встал сейчас у него на пути, не дал бы ему во Владимире вокняжиться? - пояснил Юрий, не сводя с брата настороженных глаз.

- Так как же иначе-то! - всплеснул руками Иван. - Михаил-то тоже, чай, внук Ярославов! У него на Русь прав-то не мене, чем у батюшки.

А ведь в самом деле - хоть и жил Даниил надеждой заместить на великом столе Андрея, но и для него, вечно младшего отпрыска, владетеля нищего окраинного московского угла, поди не малых усилий стоило бы воплотить эту призрачную надежду в явь, потому как иное имя было тогда у всех на устах, иной государь - от Бога - грезился униженной и растоптаной татарами да собственными алчными князьками Руси, и мя тому государю было: князь Михаил Тверской!

- Выходит, был бы ныне жив батюшка, а с Михаилом нам так ли, эдак ли все одно воевать пришлось? Так что ли? - спросил Юрий.

- Дак ить, коли мосток узок, двум телегам по нему враз не Проехать, - кивнул Иван. На том бы ему и кончить, да не удержался - съехидничал. Или нехорошо ему стало оттого, что Юрий И впрямь в свою правоту уверует. А коли вдруг ненароком одержит над дядею верх в Орде, тогда что ж - на козе к нему не подъедешь! - Однако же Михаил-то не нам, брат, чета, - насмешливо протянул он и умолк.

- Что? Почему то? Да не тяни ты! - прикрикнул Юрий, но Ивана торопить, что улитку плетью гнать: быстрее не побежит.

- Оттого и слывёт Михаил благим во князях, что всех в Руси примирить хочет, Русь Залесскую с Великим Новгородом повенчать, чтобы все заедино жили да праведно!

- Так что? - Юрий нетерпеливо ударил кулаком по столу. - Да не гнуси ты под нос, чай, вдвоём сидим!

Иван виновато поднял глаза на брата, но продолжил столь же тихо; сосны в бору в безветренный день и то громче меж собой разговаривают.

- А то, что батюшка-то наш на добрый десяток лет старее был Михаила. Так неужто Михаил вопреки своим словам про праведность, да про обычаи древние отчаялся бы на старшинство посягнуть, на старшего-то брата поднялся? - не удержавшись, Иван растянул в глумливой усмешке тонкие губы. При этом его лицо приобрело чрезвычайно довольное и какое-то жабье выражение. Вот именно: с таким выражением на плоских харях нежатся вечерами жабы по берегам озерков, пощёлкивая мух да комариков.

- Что?! Ты что говоришь-то! Ты мне в укор что ли ставишь, что я на старшего посягнул, на дядю поднялся?! - в ярости задохнулся Юрий. - Ты - мне!..

Если бы не стол, разделявший братьев, он бы ухватил Ивана за грудки. Даже с лавки привстал и потянулся руками к брату. Да столешница была широка и для его длинных рук.

Иван отшатнулся: - Что ты, что ты! Откуль ты и слышишь, чего не говорено?

- Да ты же сам…

- А хоть бы и так, - перебив старшего брата, крикнул Иван. - Ты что, иной путь ведаешь, как над Русью подняться?