Андрей Косёнкин - Юрий Данилович: След

Но и того не хотел и боялся Юрий. Сомнительно было устоять против тверичей, ну а на то, что Бог возьмёт московскую сторону, он и вовсе надежд не имел. Более чем на Господа, на брата Ивана уповал. А брат одно твердил:

- Время нам надобно, время! Хоть днём, хоть мигом позднее Михаил к Москве подойдёт, ан нам уже выгода! Выдь навстречу ему, задержи, сколь возможно, а там хоть бегом обратно беги! В кремнике-то затвориться и после не поздно…

О том, что было в его загаде, Юрий не спрашивал, знал, что всё равно не ответит. Как никогда сердился Иван от вопросов.

Словом, оставив на Москве воеводу Квашню крепить оборону, сам Юрий возглавил отборную рать и двинул её навстречу тверским полкам, что шли со стороны Дмитрова.

Хотел ли он явить москвичам решимость, стремился ли занять ещё более дальние подступы, не рассчитал ли увидеть противника столь скоро, великий ли князь опередил его, однако так или иначе, но битва свершилась в крайне невыгодном положении для московской дружины. Благо ещё столкнулись два войска уже на закате дня.

А столкнулись они в луговой клязьминской пойме. Разумеется/кабы знал Юрий, что тверичи близко, он бы и не стал переходить по узкому броду коварную речку Клязьму, хоть и не широкую в тех местах, однако изрядно глубокую и быстро-водную. Ан речка та из виду не скрылась, на конских боках вода её ещё не успела обсохнуть, глядь, в небе пылища столбом - Михайлова рать!

Великий князь послал было переговорщиков. Трудно ответить, почему Юрий так поступил, но поступил он не по здравому смыслу, а пошёл на поводу у своего норова. Разумеется, надо б было принять послов, потянуть, помурыжить, хотя бы уговориться биться на утро, а ночью-то сняться, да и уйти no-тихому восвояси или уж, во всяком случае, по тому же броду на другой речной берег переступить и уже на нём ощетиниться.

Так нет же! Велел, не слушая, прогнать послов в шею, да ещё и срамословя вдогонку! Ужели гордыня-то выше страха? Вряд ли! Скорее были у него на то иные основания: кабы послы прилюдно заявили о целях Тверского, то есть о том, что идёт он сажать на отчий стол младшего Даниловича (о чём Юрий-то предуведомлен был заранее), так ещё неизвестно, с кем бы тот Юрий обратно в Москву прибежал? Да и битвы той, может, и вовсе бы не было. Видать, пуще Михайловой рати страшило его Александрове имя!

Что ж, и Михаил за посрамление своих послов осерчал, А может, решил спор свой с Юрием разом кончить. Ну и вдарились с ходу! Даже на изготовку времени тратить не стали. Тверичи, чуя своё превосходство, ломили напролом, по-татарски, лава за лавой скатываясь с малого взгорка в ложбину, разваливая на части сбитое клином тело Юрьева войска - так не враз, с подходцем разваливают на куски тушу зверя. Москвичи сражались сколь мужественно, столь и отчаянно. Хоть и без особой охоты они на ту войну опоясались, да ведь опоясались, а на войне-то охота с первой кровью приходит. Да, по сути, и отступать было некуда, потому как за их спиной синей чертой легла коварная речка Клязьма. Да и посеянная в сердцах взаимная ненависть о себе знать давала. И новая кровь, как водица, наново полилась на ту жадную до кровушки ненависть.

Бей в живое, брат, бей до костного хруста, руби в мягкое, брат, да не утирай с лица братнюю кровь, плюй да слизывай и снова бей, бей куда ни попадя, вертись колесом в седле и бей, круши, режь, глуши, ан чуть промедлишь, чуть остановишься, так и сам на чужое железо напорешься! Али не одна у нас кровь красна - одинакова?

- У-у-у-у-у-у-а-а-а-а-й!!! - бессловесный вопль повис над огромным лугом. Да топот конский. Предсмертный визг лошадей. Злые крики людские. Да звон железный. Коли звон, так ещё ничего - значит, живы, кто бьются, а коли проломный хруст или влажный хлюп в нежной плоти, так, считай, ещё душой на Руси потемнело - ан тверской ли, московской? Да разве кто их считает - те души? Только вдовьи-то слёзы одинаково солоны что в Москве, что в Твери!

Господи, обрати же взгляд свой на землю в вечном горе её. Вразуми невразумлённых чад Твоих! Или нет им пути к просветлению? Или непроницаемы для добра Твоего раскидистые чёрные крылья Антихриста, что висят над землёй?

И те, и эти бились зло, пощады не ждали и не просили. Лишь раненые молили - своих ли, чужих - об одном:

- Христа ради, добей, человече!

И вновь то тут, то там, точно Божия хоругвь, взметалась над полем багряная плащаница великого князя. Вновь звал он Юрия, вновь искал его и опять не нашёл. Не откликался Юрий. Да и не мог откликнуться, хотя на сей раз и был при войске.

Чуть ли не в самой первой горячей сшибке под Юрием завалили коня. Сокрушительный удар, едва не достигши самого князя, обрушился на голову его жеребца. И ударили-то не мечом, не саблей, даже не булавой, а разбойным кистенём - литым железным ядром, цепью прикованным к железному же короткому держаку. Остановленный в бешеном беге конь с размозжённой до самых мозгов головой все ещё продолжал движение и, прежде чем рухнуть, в том последнем движении протаранил коня того, с кистенём, что уж изготовился в другой раз взмахнуть железом.

Юрий упал на землю, но и противник не удержался в седле, заземлился. Как ни скор был князь, однако тверич, пёс, оказался проворней. Опять же, в тесноте рубки орудовать ему своим кистенём было удобней, чем Юрию длинным мечом. Он и ударил первым, но и ему размахнуться как следует не было места, и от того удар у него вышел не смертельный, а только излиха подлый: ядро кистеня влетело Юрию промеж ляжек, под самый край короткой брони.

- А-а-а-а-а-а! - взревел Юрий, все ещё силясь если уж не ударить, так хотя бы ткнуть мечом тверича, отстранить, потому как вновь убийственное ядро бешено закрутилось перед его глазами, суля быструю смерть.

«Все? - подумал он. - Все?!» И хотел закричать: «Не смеешь! Не хочу того, не хочу!..»

Но здесь дикая боль достала до самого сердца, Юрий лишился сознания, и пала милосердная тьма. А когда через миг очнулся, тверич уж успокоен был вечным сном. Юрий, плотным кольцом окружённый своими, хотел пнуть его голову, безжизненно скособоченную на плечо, ан ногой не смог шевельнуть - будто то литое ядро кистеня застряло меж ног.

- К броду, к броду! - прохрипел он.

Что говорить, москвичи стояли в тот день стеной, место павших занимали живые. Однако, как отчаянно и отважно они ни противились, сила была не на их стороне. Но, знать, время было за ними.

Именно времени недостало тверичам, чтобы окончательно разнести ту живую стену в кровавые лоскуты. Именно времени им недостало, чтобы дожать москвичей до берега, опрокинуть их в Клязьму и кроваво замутить её синие воды. Уж на взгорке готовились завершить битву пешцы и лучники, подтянувшиеся с похода, но…

В свой срок склонилось солнце в закат, и было оно багровым, точно досыти крови напилось. И тьма опустилась на землю.