Галина Романова - Иван Берладник. Изгой

- Только дёрнись!

Иван замер, скосив глаза на хищное оскаленное по-звериному лицо. Совсем рядом рубились в ночи люди, раздавался голос боярина Андрея, сражавшегося наравне со всеми. Всадники, выскочив из леса, атаковали пеших, а те тыкали факелами коням в морды, вспарывали им животы, подсекали жилы. Тех и других было равное число, и Иван долго не мог понять, на чьей стороне перевес. Но вот нападавшие дрогнули и откатились назад. На поляне остались только раненые и убитые.

Булгарин, тяжело дыша и шипя сквозь стиснутые зубы, сполз с Ивана, похлопав пленника по плечу. Подошёл, вытирая меч, боярин Андрей.

- Твои лапотники пытались тебя освободить, - отдуваясь, сказал он. - Да только не скоро они воротятся - бежали, как зайцы, от наших мечей!

Иван промолчал. Он не верил, что его берладники так скоро сдадутся.

Берладская дружина Ивана Ростиславича не бросила своего князя, но отступила перед усиленной охраной. Отроки боярина Кучки охраняли берега - не подойдёшь незамеченным. Так и шли в отдалении и могли только смотреть, как везут их князя на казнь.

Долгой дороги вниз сперва по Десне, а после по Днепру Иван не запомнил. Его не выпускали ни на час, заставляя есть и спать на дне ладьи. Бросили только охапку соломы, но та быстро пропиталась водой, сочащейся из щелей, стала преть, так что к вони нечистот человечьего немытого тела и дёгтя примешивался тяжкий гнилой дух. Иван задыхался, а когда на Днепре ладью качало при сильной волне, его мотало из стороны в сторону.

Однажды в пути застигла гроза. Ветер бил в бок ладьи, поднимал волны, мешая пристать к берегу. Ладья раз или два чуть не перевернулась. Иван успел проститься с жизнью - вот опрокинет Днепр-Словутич ладью, черпанёт она бортом воду, ратники попрыгают с неё, чтобы вплавь добраться до берега, а он обречён будет утонуть. И ещё неведомо, примет ли его днепровский водяной к себе в дружину. А что до спасения души - то оно и вовсе не для утопленников.

Его болтало из стороны в сторону, ударяя о дощатые стенки ладьи. Несколько раз волна всё-таки дохлестнула до палубы - сверху сквозь щели плескалась вода. В конце концов её набралось на дне столько, что солома плавала. Даже если ладья и удержится на плаву, он всё равно может захлебнуться. Боясь конца, Иван попытался подать о себе весть, несколько раз стукнув кулаком в крышку над собой. Но цепь тянулась к неподъёмной железной чурке, стуки получились слабые и вряд ли были услышаны. Во всякий случай, ему никто не отозвался. А крики заглушались плеском волн, рёвом ветра, раскатами грома и шелестом дождя.

На счастье, гроза была коротка - ветер потому и ярился, что спешил увести её в сторону, - а до Киева рукой подать. Поэтому решили не останавливаться и плыть дальше, суша одёжу на себе, поелику стольный град уже вставал впереди. Малое время спустя ладья ткнулась бортом в деревянный причал у Подола. Боярин Андрей Высокий послал гонца сказать князю Долгорукому, что Берладник привезён, а сам, пока дружинники спешно переодевались в сухое, велел искать подводу.

На дно ладьи успело натечь немало воды, так что спустившиеся за Иваном ратники оказались в ней чуть ли не по колено. Ругаясь, они шарили копьями, боясь, что пленник захлебнулся.

Иван отполз к самому носу, который чуть загибался кверху. Здесь воды было мало, и он сидел, прислонясь спиной к доскам. Совершенно выбившийся из сил, уставший, полузадохшийся, он опомнился малость лишь когда его выволокли из-под палубного настила и провели по причалу, бросив на подводу. Грязная вода текла с него ручьями, и возница недовольно морщился - перепачкает бродяга новенькую рогожу! Но вслух выражать недовольство боялся - вскочив на подведённого коня, боярин Андрей громко приказал:

- К княжьему двору!

Подвода затряслась на разбитой дороге, поднимаясь в гору. Иван лежал ничком, уронив лицо в ладони и силясь отдышаться. Потом, когда дорога пошла ровнее, он приподнялся, озираясь по сторонам.

Проезжали улочками Подола. Когда живал в Киеве сперва при Всеволоде Ольжиче, потом навещая его с Ростиславом Мстиславичем, Иван иной раз спускался в нижний город. Знакомый кузнец подковывал ему коня, у друга-скорняка он брал себе сапоги, приятель-оружейник правил ему меч. В Берладе он научился замечать и простых людей, ибо там все были равны. А заметят ли его теперь?

Оказалось, заметили. Ничто не укроется от любопытного взгляда, и боярская дружина, охраняющая подводу, на которой лежал закованный в цепи человек, привлекала внимание. Люди останавливались, провожая её глазами, иные шли рядом, пытаясь разглядеть узника. Женщины качали головами и вздыхали, ребятишки бежали следом. Когда выехали с Подола, люди начали отставать, но и здесь, где дома пошли побогаче - купеческие, бояр средней руки и зажиточных горожан, всё равно на неё оборачивались. Кто-то кричал ратникам, спрашивая, кого везут. Ратники отмалчивались, лишь иногда бросая сквозь зубы: «Княжье дело!»

Проехали Житными Воротами. Покачиваясь на тряской подводе, Иван озирался по сторонам, силясь угадать, куда его везут. Ежели свернут к какому-нибудь монастырю, значит, должен он принять схиму - или мученический конец, как Игорь Ольжич. Если на княжий двор, знать, его судьбой займётся сам Долгорукий. А если ещё куда… В тревоге о своей судьбе он крестился на проплывающие мимо храмы и беззвучно шептал молитвы. Они как-то сразу пришли на ум, но шептало их не сердце - рассудок отказывался смириться с неизбежным и пытался бороться даже так.

Несмотря на старания дружинников боярина Андрея Высокого, толпа, сопровождающая подводу, росла. Кияне - народ буйный, шумный и деятельный. Разве что новгородцы позадиристее их будут. Они шагали обочь дороги, громко переговаривались. Затерявшиеся среди мужиков женщины тихо всхлипывали по извечному бабьему стремлению жалеть всех обиженных и страждущих…

Ещё в Чернигове ватага берладников разделилась - одни во главе с Мошкой замешкались, не рискуя соваться в чужой город, и отстали. И лишь немногие оставшиеся в живых звенигородцы во главе с Мироном неотлучно следовали за ладьёй боярина Андрея. Было их мало - десятка два с небольшим. Напасть на дружину в сотню мечей нечего и думать. Поэтому они таились, пробираясь окольными тропами, добывали себе пропитание разбоем и татьбой, но не отставали. Гроза над Днепром чуть-чуть задержала, но, пока ладья стояла у причала, ватажники успели нагнать её и выследили на улицах Киева.

Проехав во Владимиров город, самый старый, где от века жили князья, подвода неожиданно свернула со знакомого Ивану пути. Прежде он сам езживал этой улицей, направляясь ко Всеволоду Ольжичу. Но то ли Юрий невзлюбил палаты, в которых жили его противники, то ли путь пролегал куда-то ещё.