Галина Романова - Иван Берладник. Изгой

- Всенепременно подойдёт, - добавил Бермята. - Ярослав на коня вот-вот сядет. Скачи в Киев.

Кошки скребли на душе Ивана. Ему казалось, что он предаст не просто своих товарищей - тех, кто хочет сражаться, стоит объявить о решении снять осаду. Он предаёт и свою мечту, своё будущее - себя самого, наконец. И, конечно, тех простых горожан, которые с замиранием сердца ждали, что вот-вот распахнутся перед ним городские ворота. К нему через стены прыгали смерды. Один из них, веснушчатый парень Гаврилка, маячил поблизости. Казалось, он молча укорял: «Как же так, княже? Мы ради тебя жизнью рисковали, все бросили - лишь бы с тобой быть, а ты вона как? Почто?»

Нелегко было принять решение. Даже старые, верные соратники колебались и разделились надвое, но были и такие, кто предоставил всё решать самому князю. Иван несколько дней метался меж двух огней. Но дожди не прекращались, и в конце концов он согласился снять осаду и вернуться в Киев.

К Подольским Воротам подъезжали перед самым Михайловым днём - немного пришлось задержаться в Берлади, да и обратный путь выбрали окольный, дабы не напороться на половцев. После ссоры с ханом Сартаком Иван не надеялся получить в степи радушный приём.

В Киеве Иван хотел было остановиться на подворье какого-нибудь монастыря, но сотник Бермята стоял на своём. Разместив дружину, Иван проехал в княжеские палаты, где тут же был проведён к Изяславу.

Великий князь ждал его с нетерпением. Тотчас велел подавать на стол угощение и, пока Иван торопливо ел, скороговоркой сказывал последние новости.

С тех пор, как летом ускакал Берладник в степи, многое переменилось на Руси. Выпроводив послов - последними уехали угры, злые и раздосадованные ещё и потому, что их король в результате провала посольской миссии лишался обещанной Ярославом выгоды, - Изяслав Давидич решил примерно наказать галичанина и велел собирать полки. С кличем поддержать его против смутьяна, который чуть было не посеял на Руси новую усобицу, во все города полетели гонцы. Но мало кому из князей захотелось воевать. Отказом ответили Смоленск и Туров. Мало не спустили с лестницы посла во Владимире-Волынском, а в Дорогобуже и вовсе не допустили до князя. Более того, воротясь из Владимира-Волынского, посол рассказал, что Мстислав Изяславич сам собирает рать, хочет идти на Киев, чтобы сесть на столе отца и деда.

Это обеспокоило Изяслава больше, чем взбунтовавшийся Галич, и он послал гонцов к своим родичам. Святослав Всеволодич отозвался сразу - он по молодости лет привык слушаться старших, а вот Святослав Ольжич долго отнекивался. Чтобы брат быстрее решился, Изяслав пообещал ему два города - Мозырь и Чечерск.

В Киев прибыл для переговоров ближний боярин Святослава, Григорий Иванович. Сам будучи из половцев - отец его был братом Святославовой матери, - он принял крещение и даже жену взял русскую. По-русски говорил чисто, платье носил русское, даже бороду отрастил. Его младший брат Шарукан оставался язычником и жил в степи, но всегда был готов поддержать брата.

- Князь мой, Святослав Ольгович, - начал посол свою речь, - огорчён, что ты, княже Изяслав, не дал ему всей Черниговской волости, как то положено ему по старшинству. Но лиха он тебе не хочет. И коли вправду хотят на тебя идти, то грех помогать тебе из корысти. Он тебе брат, будет он жить с тобой в добре и на рать идти готов.

- Радостно мне слышать сие, - покивал головой Изяслав Давидич. - Радуется сердце моё, слыша такие слова. Передай брату Святославу поклон и приглашение на снем.

Снем, и правда, состоялся в Лутаве, недалеко от Осётра. Собрались все Святославичи - и Изяслав Давидич с сыновцем Святославом Владимиричем, коему шёл уже четырнадцатый год, и Святослав Ольжич со старшим сыном Олегом, и Святослав Всеволодович, приехавший с братом Ярославом. Три дня простояли братья и сыновцы, пировали, обменивались дарами и строили планы походов. А потом воротились каждый восвояси и послали гонцов в Галич и на Волынь - сказать, что к отпору готовы. Ответ не замедлил прийти - и Ярослав Галицкий, и Мстислав отложили поход…

- Ну, теперя, коль ты вернулся, - Изяслав отечески похлопал Ивана по плечу, закончив рассказ, - можно начинать всё сызнова. Теперь ты со мной, и Бог нам в помощь. Ольжичи со мной, прочие князья усмирены - пришла пора искать тебе волости.

- Для того и призвал меня? - не поверил ушам Иван.

- Для того и призвал.

Голова закружилась у Ивана - то ли от выпитого, то ли от восторга.

- Сегодня отдыхай, а назавтра у нас дел много, - напутствовал его Изяслав Давидич, прощаясь. - Будь моим гостем - живи в моём тереме!

Разгоняя тьму свечой, провёл постельничий Ивана по переходам княжьего терема в отведённые гостю покои. Помог раздеться на пышной постели. Утомившись спать на жёстких подстилках - а в походе и вовсе за счастье было отдохнуть на лавке в избе смерда, - Иван растянулся на ложе.

Сквозь сон почудилось ему, что скрипнула дверь. Белая тень со свечой в руке, как испуганный ангел, подкралась к изголовью. Всё ещё во власти сна, Иван смог только приоткрыть глаза. Женские очи смотрели совсем близко. Было в них что-то знакомое, родное… И Иван почти уверился в этом, когда горячие губы коснулись его губ.

Дрёма слетела мигом. Поцелуй был настоящим, как и тепло женского тела под руками. Девушка прильнула к нему, подчиняясь властным рукам, покорно скользнула под меховую полсть, торопясь высвободиться из белой льняной сорочки. Свеча, поставленная подле на лавку, колебалась и бросала на её лицо золотые отсветы, но Иван никак не мог признать незнакомку, да и некогда было всматриваться в её лик.

Всё свершалось молча, в полутьме и духоте ложницы. Сплетая тела, любовники только сопели и вздыхали. Она кусала губы, чтобы не кричать - он глухо мычал, уткнувшись ей в шею. Потом так и лежали - он сверху, она под ним, раздавленная его тяжестью. И только лёгкая рука гладила его плечо, словно успокаивала разгорячённого скакуна.

После она зашевелилась, мягко, но настойчиво высвободилась из объятий, отвела жадные руки, которыми Иван ловил податливое тело, скользнула обратно в сорочку и подняла свечу. Золотистый огонёк ярко осветил лицо незнакомки - ив этот миг Иван узнал княгиню Елену…

Он рванулся вскочить, что-то молвить, но тонкие пальцы легли ему на губы. Она покачала головой, пятясь к дверям, и столько было в её прощальном взгляде любви и горькой нежности, что князь так и замер на ложе, ещё хранящем тепло женского тела.

Зима только встала, выпал снег и замёрзли реки. Даже ещё не вздохнули на Введение родители (у славян оттепель так и называлась - «родители - т. е.умершие предки - вздохнули». - Прим. авт.), как прискакал в Киев посол. Да не откуда-нибудь, а из самого Галича.