Вадим Полуян - Ослепительный нож

Все воротились за государем, скрывшемся в шатре. Иван Баба и Тоболин пошли опрянуться с тяжёлого пути. Евфимия стояла, как заворожённая. Кмети повели Васёныша. Он оглянулся.

- Спасибо, ведьма, - произнёс глухо. - Свободен! Наконец свободен от твоих чар. Тоску при мысли о тебе сменят проклятия…

На этот раз он был в крови от головы до пят не по делам своим, а вьяве.

Во втором часу дня, едва солнце показалось над лесом, Неонила вызвала Евфимию из шатра.

Стан давно пробудился. Полчане поезживали среди чёрных кострищ, блестя кольчужною чешуёй. Следили за сборами своих ратников. Путь предстоял приятный: дружине - на Москву, ополченцам - по своим волостям. Они споро приторочивали к сёдлам мешки, в коих, как знала Евфимия из рассказов воина Кожи, фунтов до десяти солёной свинины, толчёное просо, соль вперемежку с перцем, а также огниво и медный горшок. Боярышня не сразу заметила князя Дмитрия Красного. Он дожидался чуть одаль от шатра. Увидев её, подошёл, поклонился поясно.

- Здрава будь, Евфимия Ивановна!

- И ты здрав будь, Дмитрий Юрьич, - ответила она тем же.

Их взоры впились друг в друга, а уста онемели.

- Дозволь проститься, - промолвил наконец Дмитрий.

- Отъезжаешь в свой Галич? - замерев сердцем, спросила Евфимия.

Тотчас он предложит поехать вместе, и она согласится. Однако он произнёс:

- Даст Бог, свидимся. Всеволожа склонила голову.

- Дай-то Бог.

Неонила вышла из шатра с узелком. Обняла подругу свободной десницей, прижалась чело к челу.

- Мыслилось: ты - со мной, - сказала боярышня.

- Мне попутье с князь Дмитрием, - ответила Неонила. - Поищу близ Углича внедавне основанную женскую пустынь Рябову или Рябину. Там приму постриг.

- Ужли покинешь мир? - ужаснулась Евфимия.

- Людской мир покину, останусь в Божьем. Обе вдругожды ещё крепче обнялись.

Дмитрий порывисто шагнул к Всеволоже, чуть не дойдя, поклонился и отошёл с Неонилой.

Пуст и чужд стал московский стан, кишащий людьми. Едва Евфимия переоблачилась в сряду для верховой езды, шатерники разобрали и унесли временное жилище.

Княжеские дружины уже построились в конный поезд.

- Воложка! - крикнул Иван Можайский, как звал Евфимию в детстве. - Пристраивайся ко мне. Рад с тобою попутничать.

Войско пришло в движение. Всеволожа поехала с Иваном Андреичем стремя в стремя.

- Как живут-поживают твои бояре Мамоны? - задала она давно мучивший вопрос.

- А, твои старые друзья? - подмигнул Иван. - Не от них ли выкрал тебя Косой в Новгороде Великом? Экое невезенье! Так в глубокую старину наши предки уводом добывали невест.

- Я ведь в шутку, - легко оправдался князь. - А скажи, положа руку на сердце: не почтёшь ли за чудо, что вторично из Васькина плена попадаешь к Василиусу? Вы с ним созданы друг для друга. Тут Божий перст!

- Ещё слово - и я отъеду, - подняла плеть Евфимия.

- Про Мамонов и не услышишь, - напомнил князь. - А ведь Андрей Дмитрия со своей Акилиной сейчас на Москве живут. Московский наместник, правда, у меня новый - Василий Шига. Однако я Мамонам природный князь. Хуле, возведённой на них, положил дерть и погреб. Пусть живут, где желают, овогда на Москве, овогда в уделе. Досталось мне батюшкино наследство - Бутов сад в Занеглименье. Предоставил им теремок в саду. Девок навезено из Нивн, что цветов в снопе. Андрей Дмитрии средь них, как в пчелиной колоде трутень, мудрит, чудачествует. Да ведь ты теперь их общество не пополнишь. Твой путь - в Кремль, во дворец. Ныне брат величал свою спасительницу наивысочайшими словами. Жаль, замужеству твоему он плохой споспешник. Близ него засидухой окончишь век.

- А твоей, Ивашечка, женитве кто чинит помешку? - отомстила колким взором и ехидным вопросом Всеволожа.

- Мать, - вздохнул Можайский. - Ей не по сердцу ни эта и ни та…

Постояние устроили в деревне Плесня. Избы чёрные, и впрямь заплесневелые. Зато стоят на нежно травяном опупке. Отсюда благостное зрелище на лес и реку. Как в праздник, заиграли скрипачи - колодезные журавли. И вытным духом задышали братские котлы над жаркими кострами. Евфимия была приглашена в великокняжеский шатёр, посажена с Василиусом.

- Тоскую по беседам нашим, - истиха признался он. - Поедем далее бок о бок, поговорим, как в Нижнем, помнишь?

Пусть память ничего приятного не подсказала, боярышня покорно опустила голову.

Обильно пиршествовали князья. Минуя костры простых дружинников, Всеволожа видела, как в котёл с водой бросалась полная ложка проса, чуть соли с перцем, лишь у иных добавлялась маленькая частица свиного мяса. При мыслях о таком вареве жирный кусок не лез в горло за великокняжеским пиром. Среди приглашённых, особо отличившихся в битве, не именитых дружинников, один встал по завершении пира и тихо сказал товарищу:

- Теперь можно воздержаться от пищи дня на два, на три.

После трапезы и опочива Всеволожа ехала рядом с великим князем. Он сообщил угрюмо:

- Первенец Марьин Юрий недавно предстал пред Богом.

Боярышня поспешила утешить своего государя:

- Прими скорьбь мою и надежду: Марьица вскоре сызнова одарит наследником.

- Марьица! - недовольно изрёк Василиус. - От тебя наследник был бы разумом выше, душой добрее.

Всеволожа поникла.

- Зря напомнил свои глаголы нижегородские. Стыд, и только. Не ввергай в огонь злоязычия. Довольно с меня и Нижнего.

- Чьё злоязычие? - привскочил в седле князь.

- Чьё ничьё, - не назвала боярышня Ивана Можайского. - Наперёд оставим срамные речи.

Василиус замолчал надолго.

Последнее постояние было в селе Стромынь. Евфимия ночевала в тиунском доме, в опрятной хозяйской боковуше.

Утром она впоследни трапезовала с великим князем.

- Дом Всеволожей тебе верну, - обещал Василиус - Зарыдалье тож. Место твоё отныне не вдали от меня, а близ. Матушке накажу, чтоб жаловала. Телом не быть с тобой, так хоть взорами, речью соприкасаться. Так велит душа. Мир в государстве теперь воздвижен, яко неколебимый столп. Твой совет поспособствует уберечь его от внезапных бурь. Виноват я перед Иваном Дмитричем и перед тобой. Поревнуем же обое, дабы Бог меня простил.

- Что будет с Васёнышем? - спросила Всеволожа.

- Головной казни избежит, - помрачнел Василиус - Тесного же заточения клятвопреступник не минует.

- Отпусти брата его Дмитрия Шемяку, - напомнила Евфимия.

- Отпущу при крепком докончании, чтобы по любви, вправду, без хитрости.

Попрощались до вечерней встречи во дворце. Обходительный Василиус препоручил почтительную Всеволожу заботам княжа воина Кожи.

Въезд великокняжеский в столицу был таким, как бы вернулся одолетель над самим царём Ордынским. От малинового звона всех колоколов воистину происходило благорастворение воз духов. Народ приветствовал возлюбенного венценосца. Летели шапки в небеса. Ликующие клики «Слава! Слава!» сливались от подградья до Кремля в сплошной неистовый звук: «Ва-ва-ва-ва-ва!»