Вадим Полуян - Кровь боярина Кучки (В 2-х книгах)

Вошёл Чекман, присел на ложе к Роду:

- Лучше ли тебе, милый?

- Я уже здоров.

- А ежели здоров, так расскажи вкратце хоть теперь: ну как ты делал гуся? - с незабываемой упорной просьбой в сотый раз пристал к другу Чекман.

- Говорено же было: не поймёшь ты этого, - возразил ведалец.

- Ха! Не пойму! Какие тайны! - не скрыл обиды княжич.

Род положил ладонь на его руку:

- Послушай! Поводырь однажды похвалился, что вдоволь выпил молока. «Какое же оно?» - спросил слепой. «А сладкое да белое», - ответил поводырь. «А что такое "белое"?» - не понимал слепой. «Ну белое, как гусь», - придумал объясненье поводырь. «А что такое "гусь"?» - пристал слепой. Поводырь согнул руку костылём: «Он вот такой». Слепой ощупал его руку и сразу понял, что есть молоко.

- Ха! Значит, я слепой, ты поводырь? - ещё обиженнее произнёс Чекман.

Род предпочёл свернуть речь на иное:

- Расскажи лучше, как прошли ристания.

Угры завиднейшие конники! Всех наших пре изошли своим искусством, - сразу же увлёкся берендейский княжич. - А ты затмил бы их на Катаноше. Помнишь хурултай? - И с гордостью прибавил: - Катаноша-то опять у нас!

- Да что ты! - вскочил с одра обрадованный Род.

- Хозяин становища продал её новгородскому купцу, - стал объяснять Чекман. - Наш имчивый [412] [412] ИМЧИВЫЙ - мастер находить, отнимать. Асуп нашёл того купца, предложил нож или деньги. Ну, ясно, новгородец выбрал выкуп, не нож в спину.

Род обнял друга:

- Вот утешил!

- А как же насчёт гуся, поводырь? - сузил глаза Чекман.

Род, не вступая в препирательства, спросил:

- Здоров ли нынче твой батюшка, князь Кондувдей?

- Родитель на полсотни лет старей меня, - вздохнул Чекман. - Но в дряхлом теле дух молодой. Превозмогает старческие хвори. А что ты вдруг спросил?

- Да ночью слышал стоны невнятно где. Хоромы велики, - стал одеваться Род.

Чекман насупился.

- Не в хоромах был тот стон, а на дворе, в амбаре. Изрыгал его подважник суздальский, должно быть, крупный хищник. Не успел удрать вслед Гюргию - уж больно тяжкие возы награбил. Да Асуп с него не спустил глаз. Не раз исподтишка следил, как он здесь, в хоромах, хитничал. И переняли его наши нукеры у первой же переспы. Запирается, своего имени бесчестного назвать не хочет. И прозвище скрывает: ничей, и все тут!

- Ничей? - воскликнул Род. - Каков собой?

Чекман искал, как объяснить.

- Кутырь. И борода большая с серебром.

Род бросил одеваться, стоял в нижней рубахе с полукафтаньем на руке.

- Так он Ничей и есть. Ближний боярин Гюргиев, затем Андреев. Мой тюремщик, мой голодомор Ярун Ничей!

- Ах, во-он какая птица! - вскочил с одра Чек ман. - Мы все своё добро в возах его сыскали, кроме изразцов. Где изразцы? Молчит! Подвесили его над чаном с кипятком, пришпарили подошвы - ни полслова! Одни стоны. Крепкий кутырь попался!

- Мне его стон мерещится по сие время, - содрогнулся Род.

- Ай, почему мерещится? - стал возражать Чек ман. - Он не мерещится…

И в этот миг протяжный крик, вдруг разом оборвавшийся, казалось, колыхнул хоромы.

- Что это? - в лад крику вскрикнул Род.

- Опять Ничей не признается! - покачал чёрной головой Чекман.

- Пошли людей, вели немедля перестать его пытать, - взмолился Род. - Какие изразцы? Враг с ни ми! Ну разве ты, мой друг, тот страшный человек, что может так увечить Божьих тварей?

Чекман смотрел во все глаза.

- Вай, успокойся, Рода! Эта Божья тварь награбленное норовит нести с собой в могилу. Ты знаешь, о каких изразцах речь? Он их снял вот с этой печи. На них были диковинные звери.

- Зодии, - подсказал Род. - Знаки созвездий в небе.

- Те изразцы попали в Киев из Царьграда. Мой батюшка их покупал у гречников, - горячо объяснял княжич.

- Не продолжай! - Род оградился вскинутыми дланями, - Какие вещи мёртвые достойны живых мук?

- Нет, не понимаешь, - Чекман махнул рукой.

Дверь отворилась, вошёл Асуп:

- Он умер, господин. Я говорил, что он весьма тяжёл. И верно говорил. Оборвалась верёвка. Он упал в чан. Сварился.

Язык, которым извещал Асуп, был близок торкскому. Род понял.

- Пойдём. Попробуем спасти, - шагнул к двери Чекман.

Асуп остановил его:

- Не надо, господин. Сваренный никогда не станет свежим. Красный рак, и только.

- Я эту смерть предрёк ему месяц назад. - Род отошёл к окну. - Кто выдумал такую пытку?

Чекман опустил голову. Понятно стало кто. Едва заметным мановением руки он отослал Асупа из одрины.

- Тебе жаль суздальца, а, Рода?

- Мне тошно, а не жаль, - сжал в пальцах подбородок Род, - И… и ещё мне страшно за тебя. Убийца вызывает смерть на свою голову.

Чекман, как пардус в клетке, заметался по одрине.

- Я не убийца. Нет! Откуда было знать, что вервие непрочное?

Род промолчал. Взъерошив смоляную дебрь волос, враз побледневший берендейский княжич подошёл к нему лицо в лицо.

- Ну отчего ты не поймёшь меня?

В одрине задержалась тишина.

- Скажи-ка, что за высочайший гость пожаловал с тобой сегодня? - спросил Род. - Неужто он выше тебя? Меня ты перерос на добрые пол головы.

- Высокий гость! - вздохнул Чекман, - Со мной в попутье оказался сам великий князь Киевский Изяслав Мстиславич с ближними боярами. Он часто совет держит с князем Кондувдеем, испытанным своим союзником. Чуть знак подаст, и батюшка мой тут же исполчает всех черных клобуков. Нынче отцу неможется, так государь не стал его тащить на Ярославов двор, а сам явился. Вот пособоруют, пройдут в столовую палату, пришлют за мной, и я тебя с великим князем познакомлю.

Вошёл Тошман, княжеский стольник, объявил княжичу и гостю, что их ждут.

Род к тому времени вполне опрянулся и, влепоту одетый, последовал по длинным переходам за Чекманом.

Столовая палата была полна. Светильники на стенах, на столе щедро заливали её яичным светом. Во главе стола сидел хозяин, сивоусый Кондувдей, а I ним обочь великий князь, точь-в-точь такой, как к описании Олдана-вестоноши и в памяти самого Рода, видевшего Изяслава с посольского забора в Чернигове: ростом мал, лицом хорош, волосы кудрявые, борода круглая.

- Нет, не вылгал ты, Чекман! - сразу оглушил вошедших громкий звучный голос Изяслава. - Ишь какой молодчик твой спаситель! Мне братец Владимир сказывал о нём, хотя мельком видал, а вот запомнил.

Род по достою произнёс приветствия и занял место на другом конце стола рядом с Чекманом. Он удивился вниманию к своей персоне сводного брата Изяславова Владимира. Можно сказать, виделись чуть-чуть, проехали одним отрядом от веча к монастырю, пытаясь спасти Игоря Ольговича, а все-таки запомнил Чекманова приятеля Владимир, даже государю-брату рассказал о нём.

- Наслышаны тут о тебе, - шепнул Чекман, - Моё давешнее избавление под Новгородом-Северским обсуждалось горячо.

За едой он истиха знакомил гостя с ближним окружением Изяслава. Назвал бояр Глеба Ракошича, Кузьму Сновидича, Нажира Переяславича, Степана Милятича, выходца из Польши Владислава Вратиславовича Ляха. Указал на воеводу Шварна, знатного искусника в военном деле. Да и на вид он был не чета новгород-северскому Внезду, любимчику Ольговичеву. Рядом с ним сидел Вашко, посадник из Торческа. Ещё ниже занимали места старшие дружинники: Димитрий Храбрый, Алексей Дворский, Сбыслав Жирославич, Иванко Творимирич…