Вадим Полуян - Кровь боярина Кучки (В 2-х книгах)

- Погляди, что со мной сделала пиявица!

В его руках рубаха треснула и разошлась, грудь обнажилась широко.

- О, зубы Сарагури на твоей груди! - вскрикнула Онтонья. - Ведьма! Взгляни, что делает со мною и другими девами, - Она, словно перед подругой, обнажила девичью грудь в кровоподтёках. - А то возьмёт шалыгу [454] [454] ШАЛЫГА - плеть, кнут. и… - Он увидел бок в синюшных полосах - не девушки, а зебры.

Пришла на память Ольда-варяжка. Её мучил изверг-атаман. Между Текусой и Невзором Род не находил ничего общего.

- Твоя мучительница от несчастья бесится, - сказал он Баке. - Представь, она до сих пор дева, невольная жена больного старика.

- Я тоже дева, - резко молвила Онтонья, - не кусаюсь, не дерусь… - Закрыв лицо руками, она продолжила сквозь всхлипы: - Срамного ничего не делаю.

Род приподнялся на одре, закутался в верблюжье одеяло и тихо произнёс:

- Дни грешницы Текусы сочтены. Да что там дни, часы!

Онтонья отёрла слезы, глянула испуганно:

- Откуда знаешь? - Род не ответил. Девушка подсела ближе, заговорила горячо: - Я хулю её, кляну, а ведь она мне жизнь спасла, когда вся Шарукань горела, детей бросали в пламя, над девами и жёнами насильничали прямо на земле средь бела дня прилюдно… Сама же, грешным делом, думаю порой: уж лучше тамошняя смерть, чем здешние страдания. И все же нынче мне мою мучительницу жаль.

- Мне тоже её жалко, - вздохнул Род. - Кого винить, что наши токи несогласные: мои её влекут, её же меня отталкивают. Надо бежать. Как? Надоумь, Онтонья.

Бака грустно покачала головой:

- Ты ничего не ведаешь. Нынче повечер гонец примчался из Этали, единственного города кукразов. Бедняжку Сарагурь едва привели в чувства. Оба вы, как мёртвые, лежали на подушках. Проклятый алойный дым вас уморил. Она велела отнести тебя сюда под мой призор, сама в крытых носилках поспешила во дворец. Хакану Чаушнару совсем худо. Того гляди, помрёт. А смерть его - нам всем погибель. Мои подружки Куль и Илека изошли слезами. Со смертью хакана-мужа первой жене его, прекрасной Сарагурь, грозит сожженье вместе с ним, а нам, её служанкам, заклание.

- О Господи! - воскликнул Род. - Что с ним случилось? Чем болен?

- Старостью, - поникла Бака, - За девяносто лет ему. Нет силы дольше жить.

В одрине воцарилось долгое молчание.

Девушка покопошилась в недрах своего платья и извлекла маленький предмет.

- Возьми-ка перстень. Был зашит в твоей одежде.

- О, милая! - обрадовался Род. - Вот помозибо! Вот благодарствую! Это перстень моего отца. - Но тут же он помрачнел: - Ты знаешь, на моей груди нет материнского креста. Маленький такой из кипарисового дерева. Входил с царицей трапезничать, крест был, сейчас щупаю - нету.

Онтонья развела руками.

- Когда укладывала тебя на одре, ни цепки, ни гайтана на твоей шее не было. Постой, - вдруг вспомнила она, - из кулака у Сарагури, я видела, свисала тонкая серебряная цепка.

- Текуса, стало быть, к тому ж воровка! - простонал Род.

- Не огорчайся, - успокоила Онтонья. - Взяла как амулет на память. Не отдаст - я у неё выкраду. Конечно, коли будем живы.

Род попросил:

- Принеси одеться. Постараюсь, чтобы все остались живы. Поставлю на ноги хакана. Как к нему добраться?

- Ты? - удивилась девушка. - Не хвастайся, безумец! Тут старейшие жрецы бессильны, а ты… Уж опочинься [455] [455] ОПОЧИНУТЬСЯ - лечь спать. лучше.

Род послушно лёг, однако произнёс:

- Утром называла ведальцем, теперь не веришь. Меня тревожит страшная судьба в твоих очах. Сварог свидетель, я хотел помочь.

Онтонья молча вышла. Принесла одежду.

- Облачайся. Попытаюсь провести тебя к царице.

Род встрепенулся:

- Поверила?

Сбыслава развела руками:

- Бежать с острова нельзя. Окажешься удачливым - спасёмся. Вылжешь - погибнешь с нами.

- А ведь я в Колтеске был, когда тебя украли, - как сестрой залюбовался ею Род.

Бака внезапно бросилась ему на грудь и разрыдалась.

- Домой хочу-у-у-у!

Он успокаивающе гладил её голову.

Царицына служанка резко вышла. За дверью зазвучал её высокий голос:

- Белендшер! Ануширван!

Вскоре кыпчак-охраныш заглянул в одрину и, увидев, что Род вполне опрянулся, любезно пригласил:

- Носилки ждут!

Для Баки носилок не было. Род попусту настаивал, что сам пойдёт пешком, а девушку должны нести. Она велела не перечить: целитель может быть доставлен только скрытно, в большой тайне. Носильщиками были кыпчак, которого здесь звали Белендшером, и кукраз Ануширван, что первый столкнулся с Родом при морском купании. Закрытые носилки покачивались яликом на воздушных волнах. Порою ветер приотдёргивал завесу, и несомый видел сначала редколесье, посинённое луной, затем бескрышные и безоконные дома из глины с плотно закрытыми дверьми. Унылый город! Площади и царского дворца не удалось увидеть - ветер стих.

Носилки замерли. Послышалось кукразское кудахтанье, и строгий голос Баки ответствовал на том же языке. Носилки тронулись в дальнейший путь. Он был недолог. Рода выпустили в сводчатой палате из кирпича. Факел в руке кукраза освещал красные стены.

- Сюда, - велела Бака, открывая дверь.

Лестница вела наверх.

Из носильщиков Ануширван и Белендшер вновь стали охранышами, плотно шли бок о бок. Бака исчезла во внутренних покоях, приказав ждать. Изрядно времени прошло, пока она явилась и повелела Роду следовать за ней.

В тесном покое пахло благовониями. При двух светильниках приняла гостя царица Сарагурь в темных шёлковых одеждах. Лицо искажено страхом. Ничего общего с Текусой. Краше в гроб кладут.

- Ты… простишься со мной все-таки? - как бы не веря себе, произнесла она. - Бака, оставь нас, - Когда девушка вышла, она упала ему в ноги. - Ро-о-од, прости за все!

Он её поднял как пушинку.

- Не впадай в страх, царица. Стой крепче на ногах. - Он возложил руки на её чело.

Текуса вздрогнула всем телом и отпрянула:

- Что это? Весь страх пропал. Волоски молний из твоих ладоней пронзили мою голову.

- Доверь мне умирающего старика, Текуса, - попросил Род.

Она сложила руки, как правоверная в молитве.

- О тяжкий грех на мою душу! Я чуть не уничтожила, преступно обольщала, мучила великого шамана. И ты меня не покарал!

- За что ж тебя карать? - участливо прервал Текусу Род, - Тобою двигала любовь ну и… отчаянье. Не ведала ведь, что творила.

- Нет, ведала. А этой ночью ужаснулась. Ты сквозь годы прозрел мою судьбу… Костер! Он дышит на меня. Его огонь уже во мне. - Текуса закрыла лицо руками, - Нет спасения!

Род бережно коснулся её дрожащих плеч.

- Спасенье, может быть, и есть. Я попытаюсь. Сперва верни мой крест.

Текуса, высвободившись, отбежала в тёмный угол, порылась в головах одра, где до его прихода бодрствовала в ночи.

- Возьми свой христианский талисман. Ещё раз прости безумную воровку.