Вадим Полуян - Кровь боярина Кучки (В 2-х книгах)

- Ну о каких таких?.. Ну как ты мать его убивал. Ну про крест её окровавленный…

Зуй затрясся осиновым листом и напрямик обратился к Роду:

- Ты… что… молчишь?

Пленник, казалось, был спокойнее всех своих пленителей.

- А что ты, лихой головник [111] [111] ГОЛОВНИК - убийца. , ждёшь от меня услышать? - в свою очередь спросил он почти миролюбиво. - Одно я тебе скажу: за такое убийство не берут виры [112] [112] ВИРА - здесь: штраф за убийство (80 гривен). .

- Так казни же, казни меня! - скрежетал Зуй.

Оба вновь впились друг в друга глазами. И юноша отвечал:

- Не дано мне тебя казнить. Смерть твою вижу рядом. Не от моей руки.

Зуй, натужно хохоча, выскочил из избы.

- Поверил, - вздохнул Фёдор Озяблый.

- Не поверил, - мотнул головой Шишонка.

Он убирал одежду пленника с голбца, чтобы устроить ему на ночь подобающую постель.

- Твой чёрствый квас оказался бражкой, - заметил Фёдор Дурной. - К тому же изрядно крепкой. У всех головы помутились.

- Яшник бражку не пил, - значительно поднял палец Фёдор Озяблый.

- Не называй его яшником, - попросил Дурной, - Он пленён по нашему неразумию, по Зуевой алчности. Сам атаман оставит его не яшником, а свободным бродником. Ведом мне этот юноша. Его имя Род.

Род отнял от головы руки, покоившие её на столе, и с удивлением посмотрел на Дурного. Тот почти по-родственному кивнул ему:

- Не признал меня, милый?

- Как глаза развязали, все пытаюсь признать, - оживился Род. - Память с ног на голову поставил. А теперь вспомнил: видел твою бороду на Букаловом новце. Отец тебя называл огнищанином.

- Твой приёмный отец - мудрый поводырь лесного люда, - усмехнулся бородач. - Введоме у него, что при нынешней власти огнищане обнищали. Я вот подался в бродники. А он меня величал по-прежнему.

- Эй! - крикнул Шишонка от голбца. - Как там тебя? Род! Я кое-что нащупал в полах твоего корзна. Отодрал подбой, и вот… - Он бросил деньги на стол. - Не тяжелит ли твоё платье сей груз?

- Верни ему эти куны, - велел Фёдор Дурной.

Род решительно воспротивился:

- Пусть деньги по моей воле перейдут к вам. В благодарность за обережь и кормление.

- Твоя воля - хорошая воля! - как к огню, протянул к деньгам руки Озяблый.

В избу вошёл Зуй. Замер у порога. Потом бросился к столу, тараща глаза:

- Куны! Ветхие куны!.. [113] [113] ВЕТХИЕ КУНЫ - ходившие в то время деньги старого образца. А, разорви мою ятрёбу! - отменная добыча! Надобно сметить [114] [114] СМЕТИТЬ - сосчитать. , сколько их тут. Давайте сметим… О, гривна кун! Так давайте скорей делить.

Когда деньги были поделены на четыре части, Зуй возмутился:

- Шишонка не в счёт! Он не участник добычи!

- Это и не добыча, - остановил его Фёдор Дурной. - Пожалованье от молодого боярина, по ошибке пленённого.

Но возбуяние Зуя росло, как пожар в стогу.

- По какой такой ошибке? Что за пожалованье? Нет, лопни моя ятрёба! - делите на троих, и вся недолга.

- Закрой лохалище [115] [115] ЛОХАЛИЩЕ - пасть. , а то потяпыш дам [116] [116] ДАТЬ ПОТЯПЫШ - ударить. , - пресекал попытки задиры отнять его часть Шишонка Вятчанин.

- Отдай, бздюх [117] [117] БЗДЮХ - вонючий зверек, хорек. , чужую добычу! - не отступал Зуй.

- Ах, хайдук! [118] [118] ХАЙДУК - крикун, нахал. Он меня назвал бздюхом! - верещал Шишонка, - А сам как увидит куны, так и юром юрит [119] [119] ЮРИТЬ - суетиться. , юлой юлит! Ах ты волкопёс!

- Нишкни, свиная вошь! - ревел задира. - Днём, как пропойца, за печью лежишь, а ночью, как глупый подважник [120] [120] ПОДВАЖНИК - воришка. , у пьяных мошны холостишь.

- Чего мелешь, хапайла? На меня не хайлай, не бери на горло! - отбрёхивался Шишонка, крепче сжав свою долю.

- Ну, берегись, базыга! [121] [121] БАЗЫГА - старый хрыч. - бросился на него Зуй. - Ну, старый хрыч, пора тебе спину стричь!

- Успокойся, - велел Дурной.

- Прочь, посконная борода! - замахнулся и на него задира.

Род поднялся из-за стола. Показалось, что раненая голова от такого шума раскалывается по черепкам.

- У-ху-ху-ху-ху! - закричал он филином. - Деньги вы у меня не силой взяли. Сам отдал. Вот и делю на четверых. А твой час, задира-головник, уже пробил, пора выходить на воздух, - В повисшей тишине Род вновь опустился на лавку. - Думал, бродники страшные, а вы дети дурашные.

- Поделом нам, - согласился Шишонка.

Озяблый полез на полати. Зуй, изрыгая ругательства, хлопнул дверью. Устроив Роду постель на голбце, Шишонка вышел вслед за задирой.

- Давно ли из леса? - обратился к Роду Дурной.

- Недавно, - ответил юноша, - а по Букалу уже скучаю.

- Тоска по Букалу мне тоже ведома, - склонил голову бородач. - Кажется, век не видал наставника нашего, все собираюсь проведать, да случая нет. Однако, - поднялся он, - утро вечера мудренее. Добро бы ещё этот бзыря [122] [122] БЗЫРЯ - сорванец. Зуй наш краткий сон не порушил. Всю жизнь - бешеный рыскун!

В избу вошёл Шишонка Вятчанин. На руке его висел чебурак [123] [123] ЧЕБУРАК - тяжелая свинцовая гиря, которую носят на ремне. .

- А задира все ещё не оправился? - спросил Фёдор Дурной.

- На тот свет отправился, - спокойно сообщил хозяин избы. - Порешил я его.

Дурной подошёл к Вятчанину. Поднялся из-за стола Род. Слез с полатей Фёдор Озяблый.

- Он к матушке моей покойной приобщил хульные слова, - пояснил Шишонка. - Я и не совладал с собой, братья.

- Задира - завзятый матерник [124] [124] МАТЕРНИК - любитель ругаться матом. , - отметил Дурной. - Однако безоплошно надо чебураком владеть, чтобы враз уложить этакого бардадыма [125] [125] БАРДАДЫМ - верзила. .

Озяблый согласно наклонил голову. Да, высоко было Шишонке до жердяя Зуя.

Все молча вышли во двор, при свете сального фонаря прошли в дальний угол, где чернел дощатый задец. Там темной кучей на пожухлой траве лежала телесная оболочка задиры с пробитым черепом.

- Не смог совладать с собой, братья, - глухо повторил хозяин избы.

Ему никто не ответил. Споро и все-таки долго копали яму за тыном. Когда вырос могильный холмик, Фёдор Дурной сказал:

- Тебе, Шишонка, надлежит поутру с нами ехать в Азгут-городок. Надо перед Невзором открыться. Боюсь, вирой ты не отделаешься. Атаман любил Зуя.

Вернувшись в избу, Вятчанин сел на чурбак у двери и задумался. Все уже улеглись, а убийца никак не гасил фонарь и, в конце концов, произнёс:

- Человека жизни лишил, а самому помирать неохота.

- Да, нет больше с нами задиры, братья, - откликнулся с полатей Фёдор Озяблый.

- Меня бы тоже не было, кабы Фёдор Дурной не спас, - прозвучал голос Рода с голбца.

Долго длилось молчание, ещё не привычное в избе после смерти задиры, потом Род продолжил:

- Если вы братья друг другу, дозвольте мне повиниться в убийстве Зуя. У меня почтенная причина. Меня атаман поймёт.