Элизабет Чедвик - Величайший рыцарь

Его назвали так в честь предка, пра-пра-пра-прадедушки, норманнского герцога, покорившего Англию, и одновременно в честь маленького брата Генриха, который умер в младенчестве и стал бы «молодым королем», если бы выжил. Но в их жизни был еще один Вильгельм, присутствие которого означало гораздо больше.

Маргарита подумала о радости на лице мужа, когда он вошел, и о том, с какой гордостью он держал новорожденного сына и показывал всем в комнате. Он точно так же радовался новой упряжи и всему снаряжению, необходимому для турниров. Впервые за все время их брака его радость была связана с ней. От этого Маргарите стало грустно, но одновременно она испытала и счастье. Потом нового принца забрали из комнаты и быстро показали другим представителям двора. Маргарите хотелось спросить у Генриха, что сказал Вильгельм Маршал, но она спала, когда Генрих вернул ребенка. Муж не задержался с ней: он отправился праздновать рождение наследника с приближенными. Ей казалось, что если она напряжет слух, то услышит их крики в зале. Они поднимали тосты в честь Генриха, празднуя ее достижение, хотя что он сделал в сравнении с ней?

Послышался легкий шорох. Это повитуха раздвинула наполовину задернутый полог на кровати. Позади нее стояла кормилица, нанятая для ребенка.

– Наш принц готов кушать? – повитуха протянула руки за ребенком. – Пора бы уже к этому времени.

Маргарита неловко передала маленькое тельце повитухе, которая в свою очередь нежно передала его кормилице. Женщины переглянулись.

– В чем дело? Что случилось? – обеспокоенная Маргарита села, держась за столбики кровати, и почувствовала, как теплая кровь потекла у нее между ног. – Пожалуйста…

– Ничего, госпожа, успокойтесь. Все в порядке. Ваш сын просто устал от трудного выхода в этот мир. Успокойтесь.

Появилась вторая повитуха, чтобы заняться королевой. Она проверила промокшую от крови прокладку и заменила ее. Потом женщина дала ей выпить какую-то горькую настойку и взбила подушки. За пологом Маргарита слышала быстрый шепот женщин. Он напоминал шорох листьев перед бурей. Она знала, что что-то не так, и попыталась встать с постели, но очень устала и ослабла от потери крови. Поэтому не смогла удержаться на ногах, когда ступила на пол, и упала. Служанки бросились к ней, обеспокоено крича, и вернули ее на кровать.

– Мой сын! – рыдала Маргарита. – Где мой сын?

– Тихо, госпожа, тихо. Не беспокойтесь. Он в хороших руках.

Холодные пальцы гладили ее по лбу, а от снотворного, которое ей дали, отяжелели веки. Маргарита боролась со сном, но он все равно победил. На нее словно накатывались темные волны. Последним, что она слышала, был успокаивающий шепот служанок, мягкий, но опасный, как море. Ни одного крика новорожденного младенца, напоминающего крик чайки, не прозвучало. Окунаясь в глубины тяжелого сна, Маргарита ощущала себя разбитым кораблем, который волны тол кают вниз, на дно. Ее сын сделал один вдох, второй, потом легко содрогнулся на руках кормилицы и умер.

Молодые рыцари играли в игру, сопровождающуюся выпивкой. Надо было прочитать стихотворение, не забыв слов, и добавить новый стих перед тем, как выпить кубок вина. Вильгельм отказался присоединиться к ним и обсуждал турниры с Болдвином и Роджером де Гожи. Внезапно он поднял голову и увидел, как одна из повитух Маргариты разговаривает со слугой Генриха и заламывает руки. Слуга бросил взгляд в сторону Генрxa и даже на таком расстоянии Вильгельм понял по выражению его лица, что новости ужасные. Слуга сжал кулаки, выпрямил спину и явно собирался с силами. Повитуха тем временем стала незаметно пробираться к лестнице. Ее задача была выполнена.

Вильгельм проглотил вино одним глотком и сам расправил плечи, понимая, что его сила на турнирах – ничто в сравнении с тем, что потребуется сейчас. Он только гадал кто – Маргариа или младенец.

Генрих с грохотом опустил кубок на стол перед Вильгельмом. По бокам кубка стекали капельки вина.

Ваша очередь, – объявил молодой король, широко отводя в сторону свободную руку. – Не нужно портить развлечение… – Надо это сделать хотя бы один раз. Я приказываю… – язык у пего немного заплетался.

– Сир…

До них добрался слуга, наклонился и зашептал в ухо молодого короля. Улыбка застыла на губах Генриха, потом исчезла, а затем его лицо внезапно стало пепельным, несмотря на летний загар, приобретенный за время многих поездок верхом.

– Нет, – выдавил он.

– Мой господин, мой король…

– Нет!

Он готов был ударить слугу кулаком в лицо, но Вильгельм первым добрался до него, схватил опускающуюся руку и сжал ее. Слуга с побелевшим лицом отступил назад.

– Он мерзкий лжец! Это неправда!

Генрих попытался высвободиться из рук Вильгельма. Серые глаза были полны недоверия и ярости и с гневом смотрели в глаза Вильгельма. Но Маршал крепко держал его. Он любил его, жалел и видел, что трагическая правда просачивается сквозь щит недоверия. Люди в зале замолкали, мужчины неотрывно смотрели в их сторону, опуская кубки. Вильгельм почувствовал, как Генрих содрогнулся, и эта дрожь будто вошла в его собственное тело, потом молодой человек у него в объятиях словно превратился из человеческой плоти в камень… Генрих прекратил сопротивляться и стоял, как надгробная статуя. Затем молодой король оттолкнул Вильгельма и всем корпусом повернулся к слуге. Для этого ему явно пришлось приложить усилия.

– Я на него посмотрю, – объявил он. едва шевеля губами, чтобы выдавить из себя эти слова. Жилы у него на шее натянулись, как тросы. – Маршал… Маршал, пойдемте со мной.

«Значит, ребенок», – подумал Вильгельм, следуя за Генрихом и все удаляясь от стола на возвышении. Подходя к лестнице, он подумал о хрупкой головке, которую недолго держал в ладони, об уязвимости новорожденного ребенка.

Мужчины кланялись проходившему мимо молодому королю. Тишина воцарилась только на возвышении, но разговоры продолжались в большей части зала, где гости и вассалы все еще праздновали рождение первого ребенка молодого короля. Вильгельм подал знак Болдвину. Рыцарь кивком подозвал слуг и начал принимать необходимые меры. Придется быстро отправлять посыльных, чтобы догнать других, отправленных ранее с радостной вестью.

Генрих остановился перед покоями жены. Он тяжело дышал после подъема по лестнице. Выражение лица оставалось застывшим, но Вильгельм видел, что он уже начинает терять контроль над собой. Вильгельм стоял за молодым человеком и молчал, готовый прийти на помощь. Стражник у двери застыл и смотрел прямо перед собой, словно являлся частью каменного дома.

– Это, должно быть, ошибка, – сказал Генрих, толкнул дверь и вошел.

Ставни уже закрыли на ночь, и в каждом подсвечнике горели свечи. В дальнем конце помещения тяжелый красный полог закрывал кровать, и она напоминала запечатанную коробку. Служанки королевы сгрудились, перешептываясь и тихо плача. Женщины прижимали руки к груди и раскачивались из стороны в сторону в молчаливой печали. Их слезы не разбудят ни спящую, ни мертвого.