Фиона Макинтош - Золотые поля

Все это время Канакаммал неизменно была рядом. Чаще всего она молчала, лишь передвигалась по дому подобно видению и не спала ночами, приглядывая за ним. Девушка готовила кушанья, к которым он едва притрагивался, приносила чай и кофе, которые остывали, и убирала за ним, когда Брайант, измученный бессонницей, сбрасывал наконец одежду и ложился в кровать, на свежее белье, только что постеленное ею. В комнате вновь появились цветы, опять пахло сандаловым маслом, хотя Джеку не удавалось обнаружить источник этого аромата.

За все это время Брайант ни разу не видел Айрис или Неда, ограничив свои передвижения Марикуппамом. Он лишь время от времени посещал магазин на холме, чтобы проверить, как идут работы. Пил Джек только дома… в одиночестве.

Двенадцатого декабря в Золотых Полях стали появляться рождественские украшения. Каждая шахта ставила гигантскую ель с массивными огнями. Джек проследил, чтобы его люди вложили свою лепту в украшение ели у Топ-Риф, чтобы семьи работников шахты могли повеселиться, но только благодаря Канакаммал дом самого Брайанта, в котором царило унылое настроение, снаружи выглядел таким же нарядным, как и его соседи.

Дни ползли один за другим, звучали гимны, шахты приступили к подготовке к рождественским празднованиям, самой радостной части года в Золотых Полях. При мысли о приближающемся веселье Джека бросало в дрожь. Каждый вечер, когда крыши города окрашивались цветами заката, он думал о том, что до свадьбы осталось еще на день меньше.

В тот день, когда Уокер сказал ему, что Айрис и Нед поженятся, решимость Брайанта поколебалась. Дело лишь усугубилось тем, что следующие два дня были выходными и он мог вдосталь подумать о счастливой паре. В своем саморазрушении Джек дошел до того, что его даже посещали мысли явиться посмотреть, как все будет происходить.

Пил он, однако, сравнительно умеренно и не сомневался в том, что Канакаммал пригрозила Гангаи чем-то худшим, чем смерть, потому что тот не спешил восстанавливать запасы алкоголя.

— Гангаи! Ты принес джин?

— Я… я принесу завтра, сэр.

— Нет, сегодня. Отправляйся в Робертсонпет, купи мне по бутылке джина и скотча и не придумывай оправданий, почему ты их не принес. — Он отсчитал купюры. — Вот. Если будет сдача, оставь себе на бутылку араки.

Гангаи заулыбался и поспешил на велосипеде за джином. Через несколько минут явилась Канакаммал с тарелкой лукового бхали.

— Подать вам сегодня ужин раньше, мистер Брайант?

— Пожалуй, сначала схожу прогуляюсь.

— Если вы еще не поднимались на холм, сэр, то знайте, что там очень красиво. С вершины открывается чудесный вид.

Джек внутренне улыбнулся. Ее настойчивость вызывала в нем восхищение. Как и Гангаи, она целыми днями не сводила с него глаз, отслеживая любые изменения в его стойко-угнетенном состоянии. Теперь девушка поняла, что момент настал, и надеялась помешать ему оказаться сегодня в окрестностях церкви Святого Михаила.

— Я ненадолго, — нарочито легкомысленно произнес он, безуспешно пытаясь затянуться.

Она не мигая наблюдала, как он выплевывает дым и подергивается под ее строгим взглядом.

— Я вижу тебя насквозь, Элизабет, знаю, о чем ты думаешь. К сожалению, спасти меня от себя самого ты не можешь. Это никому не под силу. — Джек бросил сигарету, погасил окурок каблуком и опять взглянул на нее. — Почему ты еще не замужем? — Когда она не ответила, он покачал головой и заметил: — Местные мужчины, наверное, с радостью отправили бы такую женщину, как ты, просить милостыню.

— Я не стану просить милостыню ради любого мужчины, сэр.

— Кто бы сомневался. — Брайант удрученно вздохнул. — Но я сказал это как комплимент. Ты действительно очень необычная девушка, и Нед прав. Я принимал тебя и все, что ты делаешь, без благодарности. Так что позволь мне сказать это, пока я еще не напился. Я рад, что ты вернулась и находишься здесь.

— Я тоже рада, сэр. Мне не нравится обслуживать покупателей в магазине отца.

— Почему?

— Они разговаривают со мной свысока. Особенно полукровки. Для них я всегда только служанка.

Услышав использованный ею оскорбительный термин, Джек добродушно крякнул и поинтересовался:

— Ты не любишь англо-индианок?

— Я не люблю всех, кто думает, что они лучше меня. Моя кровь красная, такая же, как и у них. Девять месяцев назад в больнице открыли станцию переливания крови. Мой отец был первым в очереди сдавать кровь, я — следующей. Можно не сомневаться, что, когда дело доходит до спасения жизни драгоценного сына или дочери, никто уже не думает о том, чью кровь им перельют, и индийская их вполне устроит. — Девушка говорила негромко и внешне спокойно, но Джек ощутил ее гнев.

— Поэтому ты не хочешь больше работать в магазине?

— Может быть, я открою собственный магазин, сэр. Тогда никто не будет смотреть на меня свысока.

— Молодец.

— Пойду приготовлю вам поесть. — Она исчезла.

Джек попытался подложить руку под голову, но плечо запротестовало так бурно, что это напомнило ему о тех минутах на веранде, когда Айрис сумела прогнать всю его боль.

Айрис.

Сегодня она выйдет замуж. Вечером ляжет спать в одну постель с Недом. При мысли об этом Брайант заскрипел зубами. В его воображении возникла праздничная суета, хлопоты по украшению церкви, подготовке к венчанию — можно не сомневаться, в Ургаум-Холле. Куда Нед поедет с ней на медовый месяц? Какое путешествие он может себе позволить?

Сам Джек отвез бы ее в Шринагар, в летнюю столицу Кашмира, о которой ему рассказывал Генри, в один из тех величественных плавучих домов, когда-то принадлежащих махарадже, на спокойном и прозрачном как кристалл озере Дал. Они задернули бы занавески, и он любил бы ее медленно, нежно. Возникший образ был таким живым, что Брайант едва не застонал. К реальности его вернул отдаленный колокольный звон. В субботу он может означать только одно — свадьбу.

Не зная, что делать, Джек встал, автоматически вышел из сада и пошел… вниз по холму, к главной дороге в Полях, которая приведет его в Ургаум.

Айрис в одном белье смотрела на себя в зеркало. Сзади стояла мать с маленьким горшочком в руке.

— Неужели ты правда это сделаешь? — со смехом спросила Айрис.

— Моя мама и бабушка сделали для меня то же самое, — отвечала Флора. — Это традиция. Поэтому я хранила эту чудесную пудру, которую папа привез из Англии именно для такого случая. Это весенняя фиалка, Айрис. — Она рассмеялась. — Знаю, кажется, что в этом есть какое-то противоречие, но фиалковый аромат — один из самых нежных, и он тебе подходит. Как ты себя чувствуешь?

— Отлично. — Айрис улыбнулась.

— Но ведь тебя тошнило.

— Всего лишь нервы, не более того.