Фиона Макинтош - Золотые поля

— Почему ты достаешься ему? — спросил он.

— Потому что ты можешь иметь любую женщину в Полях, в Бангалоре… да во всей Индии или других колониях. Ты никогда не будешь испытывать недостатка в особах, которые тебя желают, Джек.

— Я не хочу других женщин.

— У Неда нет этой роскоши, зато есть какая-то хрупкость. Подозреваю, это имеет отношение к внезапной потере родителей, а потом ко всей этой истории с его другом в Рангуне. Не знаю, рассказал ли он мне все, но…

— А ты однажды добейся, чтобы он изложил тебе все… целиком. — Внезапно в лице Джека появилось что-то жестокое.

Она не обратила на это внимания и сказала:

— Мне известно лишь, что он каким-то образом от всего этого пострадал. Если я сейчас обману Неда, то могу сломать его.

— Ты готова отдать ему свою жизнь… чтобы защитить его от себя самого? — Джек был ошеломлен.

— Ты заставляешь меня усомниться в себе. Мне казалось, что я люблю Неда, могу быть с ним счастлива.

— А теперь?

— Да, если ты будешь держаться от меня подальше.

— Это свыше моих сил.

— Джек, ты действительно меня любишь?

— Я действительно тебя люблю. — Он не мигая посмотрел ей в глаза. — Я не говорил этого ни одной женщине.

Она не пожелала улыбнуться и спросила:

— Настолько, чтобы остаться в Индии — скажем, в Бангалоре — на всю жизнь и навсегда отказаться от Британии или от приключений?

— Я…

— Будь честен.

— Сейчас голова у меня полна только тобой. Но почему нельзя быть вместе и предоставить будущему приходить естественным образом? Почему сейчас надо непременно определяться с местом жительства на всю оставшуюся жизнь?

— Потому что только тогда ты поймешь, что означает истинная преданность мне. Она должна относиться не только к моей персоне, но и к семье, к англо-индийскому образу жизни.

Он горестно покачал головой и спросил:

— А как же моя семья? Мой образ жизни, привязанность к Корнуэллу?

— О том-то и речь. Нед готов пожертвовать всем.

— Ему нечего терять.

— С Недом я буду как за каменной стеной, Джек. Дело не только в том, что он станет хорошим мужем, но еще и в том, что я для него все. Нед в полном смысле слова мне поклоняется.

— Айрис, Нед поклоняется всему, что за тобой стоит. То, что ты красива, — лишь дополнительный бонус. Но нуждается он в стабильности, семье и месте, где можно чувствовать себя дома. Ты способна дать ему все это.

Джек был прав, но данное обстоятельство нисколько не умаляло того факта, что внутренне она все равно считала Неда подходящей партией.

— А ты любишь его? — спросила Айрис.

— Он для меня брат, которого я никогда не имел.

— Тогда ради счастья двух людей, которых ты любишь больше всего на свете, откажись от меня. Без твоей помощи мне не хватит сил.

Джек встал, неловко стащил с себя пиджак, швырнул его на пол, расстегнул жилет, словно ему не хватало воздуха, и двинулся прочь. Она следила, как он уходит, впитывала каждую деталь этого образа, запоминала любую черточку высокого, сильного тела.

Айрис автоматически подобрала пиджак Джека, стряхнула с него пыль и прижала к себе. Джек, прислонившись к стене дома, смотрел в сад. Он издал какой-то звук, похожий на стон больного животного. Потом Брайант повернулся, и на лице у него было такое страдание, что она едва не бросилась к нему в объятия. Что было силы сжимая в руках пиджак, девушка скрипнула зубами. Его боль пронзила ее с такой силой, словно он выразил ее криком. Однако Джек переносил свою беду молча. Теперь это была скорбная покорность судьбе.

Не в состоянии больше выносить зрелища этой горестной капитуляции, она взглянула вниз и заметила на полу часики.

— Что это? — Айрис наклонилась и подобрала их.

Джек подошел, протянул руку, и она положила часики ему в ладонь.

— Они принадлежали моей матери, — глухо объяснил он.

— Какие красивые. — Айрис рассматривала крошечный синий циферблат, бриллианты, сверкающие по ободку и вдоль изящных изгибов по обе стороны циферблата, прикоснулась к серебряной застежке в виде двух миниатюрных ручек, соединенных вместе. — Никогда не видела таких изумительных. Разве она не хочет получить их обратно?

Джек пожал плечами.

— Ты носишь их с собой?

— Всегда и везде. Попробуй, надень.

Она попятилась, разрываемая противоречивыми чувствами.

— Нет, не могу, — возразила Айрис, но ее горящие глаза свидетельствовали об обратном.

— Ну же, померь. Мне приятно будет опять увидеть их на тонком женском запястье. — Расстегнув изящную застежку, он надел часы ей на руку.

У Айрис перехватило дыхание. При попадании солнечных лучей на бриллианты те запылали огненными красками.

— Джек, это божественно. Как твоя мама могла с ними расстаться?

— Она хотела, чтобы у меня что-нибудь было на память о ней. — На его лице изобразилось смущение.

— Но они драгоценны. Если бы у меня были такие, я не выпускала бы их из поля зрения.

— Они со мной постоянно. В них для меня семья, Корнуэлл, моя прежняя жизнь.

— Ты говоришь грустно.

— Именно поэтому я не так уж часто на них смотрю. — Джек вздохнул. — Просто по мере необходимости перекладываю из одного кармана в другой. Теперь это стало привычкой.

— Что ж, если когда-нибудь тебе понадобится кто-то, готовый носить их на руке, а ты согласишься смотреть на это со стороны, то знаешь, к кому обратиться, — игриво заметила она, но расстегнула застежку и протянула ему часики.

— Я хочу отдать их своей жене. — Брайант смотрел на нее, пока она не отвела взгляд.

— Ну давай же, Джек. Покажи мне остальную часть дома. — Не давая ему шанса ответить, она повернулась и через двойные двери прошла в гостиную.

Айрис не стала оглядываться, но услышала, как заскрипел у него под ногами песок на неметеной веранде.

Вот он пошел вслед за ней. Момент безумия миновал. По крайней мере, она на это надеялась. Но ее сердце все еще тяжело билось в груди, а горло сжималось от напряжения. Ей казалось, что стоит Джеку прикоснуться к ней — и кожа у нее зашипит от жара, который он создал вокруг нее, в глубине ее существа. Обмахиваясь рукой, Айрис продолжала идти вперед и лишь с большим запозданием осознала свою ошибку.

От коридора отходили несколько больших спален, и она почти слепо, просто лишь бы куда-нибудь идти и не думать о том, как внезапно отяжелели груди и набухли соски, ступила в одну из них.

В этот момент Джек возник в дверном проеме. Ей уже не выйти, не прикоснувшись к нему, не желая этого! Айрис двинулась в глубь комнаты, чувствуя себе приговоренной собственным слабоволием и еще более того видом огромной кровати с пологом на четырех столбиках. Вылинявшие занавески были наполовину задернуты, через большое окно виднелся куст камелии, скорее даже дерево, отчего создавалась атмосфера интимности и уединения.