Аркадий Савеличев - Генерал террора

Он догадывался, почему двоедушный «пся крев», стоило Савинкову объявиться в Варшаве, опять прислал своего доверенного полковника. Разумеется, не для того, чтоб арестовать, — хотя Савинкову, как ни смешно, приходилось пользоваться конспирацией. Очень наивной, если уж говорить откровенно. Прибывает под чужой фамилией некий. Ну, какая разница, фамилии он в своей жизни менял, как перчатки. Просто есть правила этой скверной политической игры: Борис Савинков по требованию Москвы выслан из Варшавы — но у Бориса Савинкова остаётся в Варшаве газета «За свободу», вполне боеспособный филиал «Народного Союза защиты Родины и Свободы»... филиалы в Праге, Риге, Финляндии... Его, Савинкова, нет — и он Савинков есть, везде и повсюду. Советский министр Чичерин не может придраться... ах, какая вышла в Берлине осечка, Чичерина там должны были убить, но струсил последний исполнитель, сблефовал! Бывает. На это надо смотреть философски... как говорит во хмельку редактор газеты Философов. Все знали, что Савинков в Варшаве — и все делали вид, что понятия об этом не имеют. Попробуй докажи! Если, конечно, продажные поляки не продадут и сами себя...

В отель к Савинкову приехал не кто-нибудь, а полковник польского Генштаба Медзинский. Как положено, отдал честь:

— Пше прашу пана Савинкова к пану майору Спыхальскому!

Щёлк каблуков, рука к козырьку конфедератки, неподражаемая польская вежливость, которую Савинков по ехидству называл польской фанаберией. Но он пока ещё не президент Российских Соединённых Штатов. Кивком головы на кресло:

— Кофе? Коньяк?

— О чём разговор, пан Савинков! Но — в дороге. Майор Спыхальский едет с инспекцией на русскую границу. Пан Савинков не хочет посмотреть на большевиков через бинокль?

— Полчаса на сборы?

— Но не больше. Майор Спыхальский спешит...

Кивнув в знак понимания, Савинков из гостиной перешёл в кабинет, а оттуда и в спальню, чтоб привести себя в порядок. Он не хотел представать пред майором Спыхальским в неряшливом виде. Майор Спыхальский — это не кто иной, как президент Польши Пилсудский. О, времена, о, нравы!.. Так переписывались, так перезванивались. Майор Спыхальский — Матье Моле; Матье Моле — майору Спыхальскому; и дальше — Рейнар, Планше, Базен... Савинкову льстили бузотёры Дюма, а Пилсудскому — заносчивые шляхтичи Сенкевича. Переписку водил своим пером пересмешник Ропшин; но было и желание самого пана президента — не засвечиваться перед советской разведкой. Такие уж времена. Президенту в своей стране приходилось опускаться до чина майора.

Ровно через полчаса Савинков вышел в гостиную:

— Честь имею — к майору Спыхальскому!

Смешной детектив... Но смешного ничего не было.

Стены имели уши, глаза швейцаров вполне могли быть продажными окулярами, а носильщики и посыльные — заурядными убийцами. Это всё-таки не Париж, это приграничная Варшава.

Машина уже стояла у подъезда. Сели, всего лишь при одном адъютанте полковника, поехали. За город.

На выезде немного постояли. Их нагнал чёрный «роллс-ройс». Как и положено в хорошем детективе, Савинков без лишних слов пересел в президентский лимузин на заднее сиденье. Уже там поздоровались:

— Пше прашу, пан Савинков.

— Благодарю за честь, пан Пилсудский.

Здесь уже незачем было играть в майоров. Надо полагать, президент мог надеяться хотя бы на свою-то машину. Он был в военной форме. По зимнему времени — длинная светло-серая шинель с меховым воротником. Хоть и отапливаемая машина, а продувало. Полковник Медзинский, сидевший на переднем сиденье, зябко поёживался под тонкой строевой шинелью. Раз такое дело, могли бы и пропустить по рюмочке. Но у поляков что-то заханжило, а Савинков не хотел ставить их в неловкое положение.

Разговор так себе, обо всём и ни о чём. Но было заметно: Пилсудский догадывается об истинных намерениях Савинкова — махнуть через границу, домой... Давно уже через польские «окна» взад-вперёд мотались посыльные. Не в гости же Савинков собирался, цену своей головы знал. Пусть его верные нукеры поразведают обстановку, наведут мосты. Иногда они возвращались, чаще пропадали бесследно в российских снегах, но истинных намерений своего вождя не знали, так что если и попадали в лапы Чека, ничего существенного сказать не могли. С молодых лет Савинков любил шахматы; теперь «шахматный ход» стал его личным знаком. Нет, продать его не могли. Как он думал, о большем, чем диверсии, Чека не догадывалась. Иное дело — поляки. Переходы через границу — под их контролем; смешно было бы — ещё и польскую границу прорывать. Они только носами своими шляхетскими чуяли — Савинков что-то замышляет; и не хотели оставаться в дураках. Савинков на них не сердился; придёт время, под коньячок у камина всё расскажет. Л пока лишь обещания.

— Мои люди с той стороны, — кивнул уже в сторону близкой границы, — приносят верную информацию. Я её от вас не таю. Но поймите и меня: живу вьработаю я всё-таки ради России...

— ...как я ради Польши!

— Вполне согласен с вами, пан президент. Поэтому с благодарностью принял ваше сегодняшнее предложение. Право, мне хочется с пограничной вышки взглянуть на свою несчастную Россию...

— Ну-ну, пан Савинков. Сантименты?

— Нет, пан Пилсудский. Как говорят военные, рекогносцировка. Позволите?

— Как пан Медзинский решит.

— Пан Медзинский уже решил и ждал только вашего подтверждения, пан президент. Единственная просьба: вы сами останьтесь у тёплого огонька в пограничной стражнице. Чего вам мёрзнуть на вышке?

— Да-да, я тоже присоединяюсь к просьбе пана Медзинского. Знаете, я ведь могу там засмотреться... засидеться... и поставлю вас в неловкое положение. Прошу вас, пан президент: не утруждайте себя нашей солдатской прихотью.

Пилсудский, конечно, догадывался: на всякий случай предохраняют его от возможной перестрелки. Ну, где это видано, чтоб президенты торчали на пограничных вышках? Он не был, конечно, трусом, но согласился:

— Раз шановные Панове так желают...

Савинков заранее пересел в шедшую позади машину Медзинского, а президентский «роллс-ройс» отвернул в сторону, к находившейся в двух километрах пограничной стражнице.

Он, конечно, с превеликим удовольствием отказался бы и от услуг полковника, но кто его одного пустит на вышку?

Савинков на своём веку насмотрелся на пограничные прелести. Везде одно и то же: следовая полоса, колючая проволока, секреты, засады, конные и пешие обходы, ну и, само собой, смотровые вышки. Они выбрали самую высокую, стоящую к тому же на лесистом холме. Брести к ней пришлось по колено в снегу. Зима. Позёмка, с запада на восток... Может, припасть к промёрзлой земле — пусть несёт вместе со злым снегом, уносит на Родину... Право, начинал его подталкивать под бок проклятый Рошпин.