Анатолий Хлопецкий - Русский самурай. Книга 1. Становление

Всю зиму с острова люди старались перебраться в Николаевск-на-Амуре. Через Татарский пролив в обратном направлении, на Сахалин, поступали немногочисленные воинские подразделения и боеприпасы.

Летом 1905 года на рейде Сахалина показался японский крейсер «Акацуки» в сопровождении многочисленных десантных катеров. Началась оккупация острова. Оккупируя Сахалин, японцы скрывали от его жителей, что в Портсмуте начались мирные переговоры с Россией.

Русская делегация в Портсмуте еще отстаивала на переговорах Сахалин для России, когда оккупантами было объявлено, что до 7 августа 1905 года всем неяпонцам следует покинуть остров, а тем, кто останется, следует в ближайшие дни принять японское подданство и платить империи налоги согласно японским законам.

Преосвященный владыка Николай записал в эти дни в своем дневнике:

«…к позору присоединилась новая клякса на лицо России: Сахалин забирают японцы по частям; нигде, конечно, нет им сопротивления, по малочисленности нашей. Кладут японцы наше сокровище себе в карман; уже рассчитали, что одного каменного угля у них на Сахалине теперь на 500 миллионов; а пленных русских с женами и детьми привозят сюда и сдают французскому консулу; военных забирают в плен и расселяют по колониям русских военнопленных здесь…»

Многое, вероятно, в силу мальчишеского возраста, проходило мимо Васьки. Но переселение уже напрямую касалось и его. Стали доноситься слухи о разоренных и сожженных оккупантами селениях на юге острова. Толпы беженцев скопились на пристани Александровска. Их ожидал путь через пролив в трюмах японских транспортов и лагеря для пленных в Японии. Французский консул должен был организовать дальнейшую передачу гражданских пленных русским властям на родине и теперь им предстояла трудная зимовка на Амуре в ожидании дальнейшего решения своей судьбы.

Возможно, и затерялся бы среди этого потока сирота Вася Ощепков, если бы судьбой ребятишек из приходского училища, оказавшихся на оккупированном Японией острове, не озаботилась православная миссия в Хакодате – том самом городе, откуда начинался японский «Путь на север».

Дети, у которых были родители, разделили судьбу взрослых. А Васька, совершив первое в своей жизни «заграничное» путешествие по морю, прибыл с Сахалина на другой, японский, остров. Он стал учеником школы, открытой когда-то в Хакодате преосвященным Николаем. Теперь она переживала не лучшие времена: после перевода консульства в Токио работала в основном женская школа да один класс, где занимались местные ребятишки. Там и предстояло учиться сиротам с острова Сахалин, которых готовили, как говорится, по способностям и призванию – кого в миссионеры, кого в военные переводчики, в которых нуждалась русская армия на Дальнем Востоке.

Транспорт причалил к пристани, потеснив плоскодонные рыбачьи лодки. Во все глаза рассматривал Васька домики – непохожие на сахалинские, какие-то легкие, как ненастоящие. Поразили крытые тротуары с навесами. «Снега в феврале и в марте бывает много, – объяснили ему потом в миссии. – Если бы не навесы, туннели бы в снегу рыть пришлось».

Но пока стояла ранняя осень и березки у деревянной церквушки возле миссии красовались совсем золотые. Начальник миссии отец Анатолий оглядел новичка быстрыми черными глазами, положил руку на плечо: «Как зовут? Васька, говоришь? Раб Божий Василий, значит… Не робей, парень, здесь ты у своих. Господь не даст в обиду сироту. Народ у нас в училище смирный – в миссионеры готовятся, в проповедники, значит. Да ты, я вижу, и сам неслабенький, отощал только малость. Ну ничего, отец-эконом откормит».

Наверное, труднее вживался бы Васька в новый открывшийся перед ним незнакомый мир, если бы не хлебнул до того горя сиротской жизни и не понял бы, что, как бы ни поворачивалась судьба, а свет не без добрых людей. Были такими добрыми людьми опекуны, всерьез озаботившиеся будущим доверенного им мальчонки; потом среди всех невзгод не забыли о детишках русские военные, поручившие их судьбу Господу Богу и русским священникам в Японии; и наконец внимательно следил за судьбой маленького русского в Японии тогдашний начальник православной миссии в Хакодате отец Анатолий.

А за всем этим незримо стоял главный архипастырь Японской православной церкви – епископ Николай. Это по настоянию святителя училище в Хакодате занималось по программе государственных учебных заведений Японии, но для будущих миссионеров преподавали в нем и русский язык, и основы православного вероучения на обоих языках.

Для Васьки иероглифы, в шутку, ненароком запоминавшиеся на уличных вывесках, теперь стали азбукой чужого языка, на котором отныне ему предстояло говорить и писать так же свободно, как на родном.

Вначале это пугало его, но одолела природная любознательность, да и лестно было освоить язык быстрее, чем некоторые русские миссионеры, через краткое время покидавшие Хакодате именно по причине трудности овладения японским языком. Подбадривал пример отца Анатолия, который свободно объяснялся и с японскими мальчишками, и с важными бонзами – их родителями.

Был и еще один предмет, которым Васька занимался с увлечением, хотя и многое казалось ему в этих занятиях загадочным и таинственным. Это были восточные единоборства. Преподавал их японец-сэнсэй. В школе часто поговаривали, что из-за него, Васьки, японцы считают учителя клятвопреступником: он-де клятву давал, никому не сообщать секретов своего мастерства, а сам обучает единоборствам русского, высланного с Сахалина. Грозились уже учителю какие-то люди, что добром это не кончится: плевали вслед ему на улице, подбрасывали написанные иероглифами свитки с угрозами. И верно, вскоре произошел случай, который запомнился Ваське на всю жизнь.

Шел обычный урок.

– А теперь запомни, – узкие, восточного разреза глаза не отрывали пристального взгляда от него, Васьки, сидевшего в позе «лотоса» на тонкой рисовой соломе татами, – запомни: прежде всего надо научиться правильно дышать.

В спортивном зале было светло. От нагретого солнцем пола пахло воском… Запах напоминал Ваське о печальном: погребальные свечи, напевное бормотание священника. Но отвлекаться было нельзя.

– Если не научишься правильно дышать, то не научишься ничему. Повторяю: это крайне важно. Придется тренироваться до тех пор, пока ты просто не сможешь дышать неправильно.

Стало немножко смешно: дышал же до сих пор! Правда, мамка говорила, что не сразу – думали уж, что родился мертвым. Но повитуха дала такого шлепка, что сразу и задышал, и заорал благим матом… Мамка, где ты? Батюшка говорил, что Боженька взял. Зачем ему? А Ваське без мамки бывало вот как плохо. Особливо пока не подрос…