Анатолий Хлопецкий - Русский самурай. Книга 1. Становление

(В этой записи, несомненно, чувствуется скрытая полемика с протестантами, отрицающими иконы. «Актуальность этой полемики не утрачена и в наше время, – заметил мне митрополит Кирилл, – когда немало церквей протестантского толка распространилось на просторах бывшего Советского Союза, в том числе и в России. Они продолжают вести активную иконоборческую работу, и на их логику поддаются порой люди, еще только ищущие пути к обретению веры. Высказывание Святителя Николая – ответ этим новоявленным иконоборцам.

В то же время хочу привести слова другого владыки Николая – святителя Сербского, который, напоминая о Заповеди Господней: «Не сотвори себе кумира и никакого изображения; не поклоняйся им и не служи им», говорил: «…не обожествляй творение и не почитай его как Творца… Кто обожествляет скульптуру или картину? Тот, кто не познал художника и резчика. Тот, кто не познал Бога и не верит в Него, обречен обожествлять вещи, потому что человеку свойственно что-либо обожествлять… Если кто-то напишет имя Божие на бумаге или на дереве, или на камне, или на снегу, или на земле, то почитай эту бумагу, и это дерево, и этот камень, и снег, и землю ради Пресвятого имени Божия, написанного на них. Но не обожествляй то, на чем написано это святое имя. Или когда имеешь материал, на котором изображен лик Божий, ты Ему поклонись, но знай, что не материи кланяешься, а Великому и Живому Богу, о Котором напоминает изображение».)

Архимандрит Николай с удовлетворением отмечал, что ко времени освящения храма в Киото в Японии было уже 6000 православных и были воздвигнуты храмы в Сакуми, Мариоко и Сэндае. Земля для этого строительства была куплена на средства, пожертвованные японскими христианами.

А между тем над дорогами к Храму, по которым не иссякали потоки верующих, сгущались темные тучи. Все чаще, и подходя под благословение, и даже письменно прихожане спрашивали своего духовного отца и архипастыря, как им вести себя в том печальном случае, если неминуема война с Россией.

Вставал, конечно, этот вопрос и лично перед епископом Николаем: где его место, если грянет гроза.

Трудно предположить, что преосвященного Николая не мучили сомнения прежде, чем он сообщил своей пастве об окончательном своем решении. Пришло оно уже тогда, когда предчувствия стали реальностью – война между Россией и Японией разразилась.

Узнав об этом, он всю ночь провел в молитвах, в одиночестве, и только величественные своды собора слышали его горячий шепот, обращенный к Господу. Наутро он вышел из собора со строгим, но просветленным лицом и в послании всей своей епархии, каждой церкви и общине поведал о том решении, на которое наставил его Господь: «Я не разлучаюсь с вами, братья и сестры, и остаюсь в вашей семье, и будем исполнять вместе наш долг относительно нашего небесного отечества, какой кому надлежит. Я буду, как всегда, молиться за Церковь, заниматься церковными делами, переводить богослужебные книги. Вы, священники, усердно пасите порученное вам от Бога словесное ваше стадо; вы, проповедники, ревностно проповедуйте Евангелие еще не познавшим истинного Бога, Отца небесного. Все христиане возрастайте и утверждайтесь в вере и преуспевайте во всех христианских добродетелях».

Такая позиция, занятая преосвященным Николаем, была молчаливо признана японским правительством, которое дало распоряжение об охране Токийского собора и миссии, а также самого епископа Николая и этим указом обеспечило неприкосновенность православной церкви от нападок фанатиков, называвших христиан изменниками.

О том, что такое решение епископа Николая было единственно верным, свидетельствует и то, что в военном году Японская православная церковь приросла на 720 новокрещенных.

Это не означало, однако, что такая позиция легко давалась епископу. Он записывает в своем дневнике того времени:

«Несчастная эта война с мыслей не идет, ко всему примешивается и все портит; знать, патриотизм – такое же естественное чувство человека, как сознание своего я, что будешь делать! Нужно терпеть это беспрерывное мучительное колотье».

И далее:

«…в душе два течения, и нижнее, скрытое, бурливо, жгуче, мучительно: сердце тоже на войне и тяжело ранено».

Сношения Русской православной миссии с родиной были затруднены, но не прерваны войной. Через посредничество посольства Франции поступали некоторые субсидии, шла в Россию информация о положении миссии.

Занимаясь, как и предполагал, переводческими работами, епископ Николай одной из главных своих обязанностей почитал попечение о русских военнопленных. В миссии были составлены списки пленных, а также погибших в сражениях русских.

Нередко, особенно на флоте, россияне служили целыми династиями, и в приемную миссии обращались русские пленные в поисках сведений об отцах, сыновьях, братьях. Епископ Николай принимал их лично на своем подворье. Навстречу посетителям поднимался высокий человек в очках, в облачении архипастыря. На его столе находились списки экипажей русских эскадр, сообщения посольств – французского, германского, британского. Лежало фундаментальное японское исследование с подробностями Цусимского сражения. Нередко отчаявшиеся люди просто просили отслужить панихиду по рабу Божьему, убиенному на морях.

Но если разыскиваемого человека не было в списках убитых, преосвященный Николай увещевал не терять надежду на милость Божию, подсказывал, что пропавший может быть на одном из миноносцев, спасавших людей с погибающих крейсеров. И заканчивал беседу краткой молитвой: «Да хранит их Господь на зыбких водах…»

Закончив прием посетителей, преосвященный Николай не спешил подняться из-за письменного стола – его ждала не менее важная часть его пастырской работы – переписка с пленными, особенно с теми, кто впал в уныние, утратил смысл жизни. Должно было не только вернуть веру в себя растерявшемуся человеку, но и сделать его источником бодрости духа для тех, кто его окружает.

Прежде всего, решает он, надо дать пищу уму тех, кто временно лишен возможности активно участвовать в жизни. Книги, книги – целые ящики книг: «Итак, пусть скучающие и тоскующие возымеют намерение не скучать и не тосковать, – вот уже половина дела и сделана; затем пусть зададут себе работу: читать, писать, сочинять, изучать что-нибудь, и пусть действительно займутся – печаль как рукой снимет. Разве нет у человека воли, чтобы исполнить все это, такое простое?».

Одновременно с книгами в лагеря для военнопленных шли конкретные просьбы о розысках пропавших без вести – сострадание к ближним, деятельная помощь им должна была, помимо всего, отвлечь отчаявшихся от собственного бедственного положения.